Александр Дюма - Могикане Парижа

Наконец, через несколько минут, он заговорил тихим голосом, но отчеканивая каждое слово:

– Прежде, чем я приму или отвергну предложения, которые вы делаете мне, Регина, позвольте мне поговорить с вами и дать вам добрый совет.

– Добрый совет? Вы дадите мне добрый совет? Добрый плод не растет на негодном дереве!

И девушка с презрением покачала головою.

– Во всяком случае позвольте мне вам его дать. Вы можете принять или отвергнуть его.

– Говорите, – я вас слушаю.

– Я не буду стараться извинить то из моего прошлого, что может казаться предосудительным в ваших глазах.

– В моих глазах? – спросила Регина с презрением.

– Ну, в глазах света, если хотите… Я сознаю свое преступление во всей его глубине. К счастью, совершая его, я скорее уступил расчету, чем увлечению. Но позвольте мне вам заметить, что всякое преступление состоит в действии, которое оскорбляет общество или Бога. Женившись на вас, я не оскорбил ни общества, ни Бога. Общество принимает за оскорбление только то, что оно знает, а оно никогда не узнает, что я ваш отец, напротив, если когда-либо подозрение касалось супруги маршала, подозрение это исчезнет, когда узнают, что вы стали моей женой. Я не прогневал Бога, потому что, поставив перед собой великую цель, я желал соединиться с вами браком перед лицом людей, как вы изволили выразиться, но я всегда щадил бы вас перед Богом… Я не желаю оправдываться, как я уже сказал вам. Нет! Я хочу только дать вам совет, что я считаю моей священной обязанностью.

– Говорите, потому что, судя по нескладному строю вашей речи, по запутанности ваших фраз, я вижу, что вам нужно оправиться и прийти в себя.

– Я готов, сударыня, – сказал Рапп, голос которого действительно становился все более и более твердым. – Вы требуете от меня неограниченной свободы: разумеется, я вам ее предоставлю, я предоставил бы ее вам в любом случае, тем более в положении, в котором мы находимся, когда я не имею права требовать от вас ни любви, ни снисхождения. Однако вспомните, сударыня, что существуют общественные обязанности, исполнение которых обязательно для замужней женщины.

– Продолжайте, милостивый государь. Я еще не вполне уразумела вашу мысль.

– Итак, я говорю, что признаю огромность моего преступления и не требую от вас любви. Но я довольно долго живу на свете и знаю, что женщина, несмотря на справедливость своего отвращения, обязана в глазах общества подчиняться некоторым условностям, от которых зависит общественное положение ее мужа. А потому позвольте мне заметить вам, что с некоторого времени о вас ходят слухи, которые, если бы они оправдались, повергли бы меня в глубокую скорбь. Ничтожный газетный листок нынче утром, объявляя о нашем браке, позволил себе сделать кое-какие довольно прозрачные намеки на любовную историйку, в которой вы разыгрываете роль героини. Он пошел еще дальше, обозначив начальными буквами имя молодого человека, героя интриги. Мне кажется, Регина, что я могу вам дать по этому поводу отеческий совет… Извините, если я принимаю ближе к сердцу, чем вы сами, то, что должно оскорбить вас, и, так сказать, силой вторгаюсь в ваши тайны…

– У меня нет тайн, милостивый государь! – возразила горячо Регина.

– О, я знаю, Регина, если у вас и было мимолетное чувство к этому молодому человеку, то чувство это не было серьезно, – так, маленький каприз, или, может быть, вы просто хотели позабавиться…

– А теперь вы меня оскорбляете! – воскликнула девушка. – И не говорите мне подобных вещей.

– Послушайте, Регина, – продолжал граф, становясь или притворяясь, что становится хладнокровным, – я говорю с вами не как муж, не как отец, а как наставник. Не забудьте, что я имел честь быть вашим наставником. Во имя этих отношений я признаю себя обязанным предостерегать вас, давать вам советы в случае необходимости. Едва развившись, Регина, ум ваш был почти равен моему…

Взор, полный презрения, брошенный Региной, смутил графа.

– Пожалуй, даже сильнее моего ума, – продолжал граф, – он не соответствовал ни вашему полу, ни возрасту. Мне поручено было вашими теткой и отцом ваше умственное развитие; я должен был направить в ваше сердце луч истины, к которой с рождения тянулся ваш глубокий ум. Терпением и постоянным надзором мне удалось прорастить семена, брошенные в ваш ум природой, и благодаря этим постоянным заботам вы обладаете теперь твердостью и несокрушимой энергией мужчины. И что же, когда настала минута воспользоваться плодами этих неустанных трудов, когда я увидел в вас совершеннейшее создание, женщину сильную, умную, энергичную – в эту минуту вы меня оставляете! Мое желание соединиться с вами навсегда вас возмущает! Я скажу вам, в чем состояла моя цель! Наш союз, Регина, не должен быть обыкновенным браком, это могла бы быть несокрушимая ассоциация вместо мещанского супружеского счастья, она должна была породить три великих блага, столь ценимых в этом мире, осуществить три сокровенных мечты каждого сильного сердца: богатство, власть, свободу… Как! Если мы – я говорю мы, потому что вы можете по справедливости требовать участия в моих действиях – если мы, не имея официального положения в государстве, не оказывая никакого явного влияния на его дела, могли почти управлять по своему усмотрению этой прекрасной, благодушной, кроткой страной, которую называют Францией, то неужели мы на этом можем остановиться? Не сегодня-завтра я министр. Вы знаете, вероятно, что нынешнее министерство, которое держится уже пять лет, надломлено со всех сторон и должно уступить место другому министерству, которое просуществует тоже лет пять, а может быть, и больше. Пять лет, понимаете ли вы, Регина? Ведь это то же, что президентство Вашингтона! Чтобы этого достичь, мне нужно только очевидное для всех богатство и прочное положение. Я приобщу к делам вашего отца, и тогда мы можем управлять тридцатью миллионами людей, потому что при конституционном правлении глава совета и есть настоящий король. И вот для исполнения этого пламенного желания моей жизни, для помощи мне в этом великолепном предприятии – к кому я обращаюсь? Кто та женщина, которую я избрал не как покорную подругу, не как рабу моих прихотей и воли, а как человека, который разделит со мной мою власть? Вас, Регина. И что же, в минуту достижения этой великолепной цели, вместо того, чтобы царить над условностями мира, над слабостями человечества, вы не хотите понять одной великой истины: до такой высоты нельзя подняться, не поправ ногами кое-каких предрассудков!.. Но это еще не все, – вы бросаете на мою дорогу камень, который иногда сбрасывает в пропасть самого отважного честолюбца: вы делаете меня смешным в глазах общества, Регина! Регина! Я объявляю вам, что был о вас лучшего мнения…