Александр Дюма - Сальватор

– Что же делать?

– Позволь мне подумать.

– Так ты не считаешь, что он способен провести ночь где-то в другом месте?

– Напротив, дорогая моя, я твердо убежден в том, что если не у тебя, то он провел ночь в совершенно другом месте.

– О! Под другим местом я представляю его прежних любовниц.

– Что касается этого, то уверяю тебя в обратном. Это было бы, во-первых, подло, а во-вторых, глупо. А Габриэль не дурак и не подлец.

– Это верно, – горько вздохнула Элиза. – Но что же тогда делать?

– Я же тебе сказал: дай мне поразмыслить над этим.

И каторжник, скрестив на груди руки и нахмурив лоб, перестал разглядывать свою старую подружку, как он делал это только что, и, закрыв глаза, ушел, если можно так выразиться, в себя.

А тем временем Элиза крутила большими пальцами и разглядывала спальню Жибасье.

Задумчивость Жибасье, как показалось Элизе, слишком затянулась. Она решила, что его раздумья переросли в сон.

– Эй! Эй! Приятель Жиба! – сказала она, встав на ноги и потянув его за рукав рубашки.

– Что?

– Ты, случаем, не заснул?

– Я думаю! Ты что, не поняла! – раздраженно произнес Жибасье.

Он вовсе не спал, а слово за словом вспоминал разговор, состоявшийся у него накануне с господином Жакалем. Подозрения у него вызвали последние слова начальника тайной полиции: «Где состоится свадебный ужин?» Эти слова вполне могли объяснить странное исчезновение ангела Габриэля.

Как только эта мысль промелькнула у него в голове, он вскочил и, совершенно позабыв про стыд, начал поспешно натягивать штаны.

– Что ты делаешь? – удивленно спросила его Элиза, которая, возможно, пришла к каторжнику не столько для того, чтобы получить сведения о муже, сколько за утешениями.

– Сама видишь – одеваюсь, – ответил Жибасье, так быстро натягивая на себя одежду, что, казалось, он боится того, что его арестуют или что дом охвачен пламенем.

Не прошло и двух минут, как он был уже одет.

– Да что с тобой? – спросила Элиза. – Ты чего-то опасаешься?

– Я опасаюсь всего, дорогая Элиза! У меня тысяча страхов! – напыщенно произнес каторжник, который, несмотря на угрожавшую ему опасность, не побрезговал красивым словцом.

– Ты, значит, напал на след? – спросила жена Габриэля.

– Точно, – ответил классик Жибасье, доставая из секретера находившиеся там банкноты и золотые.

– Ты берешь деньги! – удивленно произнесла Элиза. – Значит, ты отправляешься в путешествие?

– Ты правильно думаешь.

– Далеко ли?

– Возможно, на край земли.

– Надолго?

– Если будет можно, то навсегда, – ответил Жибасье, вынимая из другого ящичка пару пистолетов, пули и кинжал и засовывая все в карманы редингота.

– Значит, твоей жизни угрожает опасность? – спросила Элиза, приходя во все большее изумление при виде этих приготовлений.

– Более чем угрожает! – ответил каторжник, нахлобучивая на голову шляпу.

– Но ты и не думал никуда уезжать, когда я сюда пришла, – заметила жена Габриэля.

– Не думал, но арест твоего мужа меня напугал.

– Значит, ты думаешь, что он арестован?

– Я не думаю, я уверен в этом. А посему, любовь моя, нижайше кланяюсь и советую поступить точно так же, как я. То есть спрятаться в безопасном месте.

С этими словами каторжник обнял Элизу, поцеловал и помчался вниз по лестнице, оставив жену ангела Габриэля в состоянии крайнего удивления.

Спустившись вниз, Жибасье прошел мимо окошка консьержки, не обращая внимания на знаки этой милой женщины, которая хотела было вручить ему письма и газеты.

Он так стремительно пересек коридор, ведущий на улицу, что не обратил внимания на то, что перед домом стоял фиакр: это было необычно для этой улицы и этого дома.

Он не заметил также четверых людей, стоявших по двое с каждой стороны двери. Едва он показался на улице, как они схватили его и с такой быстротой впихнули в фиакр, что он даже не успел коснуться ногами мостовой.

Одним из этих четверых был Коломбье, а запястья Жибасье сжимал маленького роста брюнет с усиками, в котором Жибасье немедленно признал описанного Элизой человека, который подрезал крылья ангелу Габриэлю.

Спустя десять минут карета подкатила к зданию префектуры полиции. После полутора часов, проведенных в камере предварительного заключения в компании своих сообщников и друзей: «Стальной Жилы», Карманьоля, «Длинного Овса» и Папильона – он, как мы уже и сказали, ровно в полдень вошел в кабинет господина Жакаля.

Сами понимаете, что, услышав от приятелей о произведенных накануне арестах, Жибасье посмотрел на начальника полиции довольно жалобно.