Альбер Бланкэ - Война амазонок

Принц Кондэ вступил в столицу под восторженное ликование народа и радостные крики. Вечером, когда всюду загорелись потешные огни, принц совершенно убедил себя, что народ обожает его, что отныне все фрондеры в его руках.

Он ошибался: иллюминация и фейерверки торжествовали, прежде всего, отъезд Мазарини. Увидев не только Бофора, Гастона, коадъютора, парламент, но еще и принцев, которые не выказывали ему ни малейшей благодарности, напротив, открыто противостояли ему, кардинал Мазарини счел благоразумным покориться обстоятельствам. Он добровольно удалился в страну изгнания, куда желал прежде отправить принца Кондэ, и поселился в Брюле, маленьком городке на северной границе Германии.

Отсутствие Мазарини воскресило всевозможные надежды, и королева, поспешив вернуться в Париж, не знала уже, кого ей слушать, потому что все единодушно домогались наследства первого министра, оспаривали друг у друга его остатки.

Кондэ и Гастон хотели получить право выбирать министра, коадъютор хотел забрать в свои руки министерство, парламент требовал исключения любого кардинала из членов правительства. Словом, все эти личности готовы были терзать Друг друга.

Коадъютор, хитрый и пронырливый не хуже Мазарини, способствовал всеми силами слова и дела скорейшему бракосочетанию Шарлотты Шеврез с принцем Конти. Уверенный, что Шарлотта сделает его своим первым министром, он приносил свое сердце в жертву политике.

Бофор прибыл в Париж прежде принца Кондэ и немедленно отправился в Люксембургский дворец, надеясь встретиться там с герцогиней Монпансье. Но госпожа Фронтенак передала ему, что принцесса не здорова и не может принять его. Так как ответ был передан ему в присутствии Гастона, то Бофор не настаивал, но в душе решил, во что бы то ни стало увидеться с ней.

При наступлении ночи он отправился на улицу Вожирар, где находилась известная калитка в стене. Оказалось, что на улице было много людей. Бофор издалека заметил несколько человек подозрительной наружности, которые очень внимательно осматривали местность около нужной ему калитки.

«Если бы Ле Мофф не принадлежал мне, – думал принц, – я мог бы заподозрить, что это он расставляет мне новую ловушку… Но кто мог бы интересоваться моими действиями и желать мне зла? Ле Мофф хоть и разбойник, однако, не изменяет своим клиентам. Он по-своему понимает честь. Ну что, если это Мария?…»

При этой мысли принц еще более вжался в глубокую амбразуру каких-то ворот и присматривался к движениям людей, его поджидавших.

«Приди я часом позже, несдобровать бы мне. Сегодня набралось их человек до тридцати».

Принц вынужден был уступить поле действия, уходя, он клялся разделаться с этими разбойниками. Он направился к отелю Монбазон. Рядом с этим величественным зданием стоял дрянной домишко, нижний этаж которого был занят харчевней. В эту позднюю пору все было погружено во мрак и молчание. Однако Бофор постучал в ставни рукояткой своей шпаги. В то же время он вынул из кармана бархатную маску и надел на лицо. Минут через пять за дверью послышался легкий шорох. Дверь тихо отворилась, и герцог проскользнул в дом, не сказав ни слова.

Молча он шел в окружающей его темноте и достиг лестницы, наверху которой находилась дверь. Когда он вошел в комнату, следовавшая за ним старуха вынула фонарь, прикрытый платком, и зажгла свечу, стоявшую на камине.

– Благодарю тебя, матушка, – сказал он, бросая шляпу на постель, как бы намереваясь провести ночь в этой смиренной комнатке.

Старуха низко поклонилась ему и тотчас же ушла, вероятно знакомая с обычаями этого посетителя.

Оставшись один, Бофор снял маску, задвинул крепкими задвижками дверь и повесил на нее толстое одеяло, лежавшее на постели. Затем он отворил высокий шкаф и, вынув оттуда несколько старых платьев, сильно надавил на один из гвоздей, прикреплявших шкаф к стене, – тотчас появилось довольно большое отверстие.

Он взял свечу и вошел в отверстие, затворив за собой дверцы шкафа. Очутившись в большой комнате, он пошел в угол и приложил к стене ухо. Не было слышно ни малейшего звука. Тогда он тихо постучал в дверь. Немедленно дверь отворилась, и перед ним явилась ослепительная красавица в самом восхитительном домашнем костюме.

– Ай! – воскликнула она, увлекая его в роскошно убранную спальню, – вы, видимо, поклялись убить меня, вызывая мое беспокойство и нетерпение!

– Вас, герцогиня? Вас, такую неустрашимую амазонку!