Виктор Гюго - Собор Парижской Богоматери (сборник)

В ту самую минуту, когда возбуждение Гавроша достигло высшей степени, его окликнули:

– Гаврош, ты малыш, и тебя не увидят. Выйди из баррикады, прошмыгни вдоль домов, поболтайся по улицам, потом вернись и расскажи все, что увидишь и услышишь.

Гаврош выпрямился.

– А, – сказал он, – значит, и малыши на что-нибудь да годятся? Это очень приятно!.. Хорошо, я пойду. А пока вы доверяетесь малышам, остерегайтесь взрослых…

И, подняв голову, Гаврош украдкой указал на незнакомца и шепотом прибавил:

– Видите вы этого человека?

– Ну?

– Это шпион. Недели две тому назад этот самый человек стащил меня за ухо с карниза Королевского моста, где я сел подышать воздухом.

Анжольрас с живостью отошел от гамена и шепнул несколько слов портовому рабочему. Тот вышел из залы и через несколько минут вернулся с тремя товарищами. Эти четыре широкоплечих носильщика незаметно встали позади стола, на который облокотился человек с улицы Бильетт, очевидно готовые броситься на него по первому знаку Анжольраса.

Последний подошел к незнакомцу и спросил его:

– Кто вы такой?

При этом неожиданном вопросе незнакомец встрепенулся. Взглянув своими проницательными глазами в самую глубь кротких глаз Анжольраса, он, вероятно, прочел в них его мысль. Улыбнувшись затем презрительной и выразительной улыбкой, он с высокомерной важностью сказал:

– Я угадываю, что это значит… Да, это так.

– Вы – шпион?

– Я – агент власти.

– Ваше имя?

– Жавер.

Анжольрас сделал знак четырем носильщикам, и, прежде чем Жавер успел обернуться, его схватили, свалили, связали и обыскали. У него нашли маленькую круглую карточку, вставленную между двух стекол, на одной стороне которой был изображен герб Франции с надписью: «Бдительность и неусыпность», а на другой – следующее свидетельство: «Жавер, инспектор полиции, пятидесяти двух лет…», внизу была подпись тогдашнего префекта полиции Жиске.

Кроме того, при нем были часы и кошелек с несколькими золотыми монетами. Эти вещи оставили у него. За часами, на дне кармана, нащупали бумагу в конверте и вытащили ее. Анжольрас развернул бумагу и прочел следующие пять строк, написанные собственноручно префектом полиции:

«При исполнении данной ему политической миссии инспектор Жавер должен удостовериться специальным наблюдением, верно ли то, что злоумышленники скрываются на правом побережьи Сены, близ Женского моста».

Окончив обыск, рабочие подняли Жавера на ноги, скрутили ему руки за спиной и привязали посредине залы к тому самому знаменитому столбу, который когда-то дал свое название кабаку.

Гаврош, молча наблюдавший за всей этой сценой и по временам одобрительно кивавший головой, подошел к Жаверу и сказал ему:

– На этот раз мышь поймала кота.

Все совершилось так быстро, что остальные бунтовщики, находившиеся в кабаке, заметили это только тогда, когда все уже было кончено. Жавер не оказал никакого сопротивления.

Сыщик, прислоненный спиной к столбу и так крепко скрученный веревками, что не мог пошевельнуться, держал голову с невозмутимым спокойствием человека, никогда не лгавшего.

– Это шпион, – сказал Анжольрас и, обернувшись к Жаверу, добавил: – Вы будете расстреляны за десять минут до взятия баррикады.

– Почему же не сейчас? – спокойно спросил сыщик.

– Потому что мы бережем порох.

– Так покончите со мной ножом.

– Шпион, – произнес Анжольрас, – мы судьи, а не убийцы!

Потом, подозвав Гавроша, он сказал ему:

– Так ты ступай по своему делу и помни, что я говорил.

– Иду! – крикнул Гаврош, но вдруг, на полпути к двери, остановился и сказал: – Кстати, дайте мне ружье. Музыканта я оставлю вам, а кларнет беру себе.

Гамен отдал по-военному честь и весело отправился исполнять данное поручение.

Десять часов пробило уже на колокольне Сен-Мери. Никто еще не показывался. Анжольрас и остальные, с карабинами в руках, находились возле лазейки большой баррикады. Они сидели молча, внимательно прислушиваясь к раздававшемуся в отдалении глухому шуму шагов. Вдруг среди унылой тишины зазвучал молодой, свежий, веселый голос, доносившийся как будто с улицы Сен-Дени и распевавший какие-то стишки на мотив старой народной песни.

– Это Гаврош, – шепнул один из них.

– Предупреждает нас, – добавил второй.

Чьи-то поспешные шаги нарушили безмолвие пустынной улицы. Вслед за тем появилась маленькая фигурка, с быстротою и ловкостью лучшего клоуна перебиравшаяся через опрокинутый омнибус. Это действительно был Гаврош. Очутившись на внутренней стороне баррикады, он, весь запыхавшись, крикнул: