Но хотя Лондон представлен здесь самыми разнообразными сценическими площадками: события происходят и на его улицах, где правит бал и вершит суд на свой лад непокорный, своевольный и подчас буйный простой люд, и на излюбленном месте встречи дуэлянтов в Гайд-Парке, в кофейнях и в придворной Сент-Джеймской церкви, в дешевых меблированных комнатах и домах знати, в театре во время исполнения оратории Генделя и на аллеях популярных увеселительных садов Воксхолла, в камере Ньюгейта и арестных домах, в лавке ростовщика и на маскараде в Хеймаркете – это далеко не весь Лондон, а лишь очень небольшая его часть, соседствующая с королевским дворцом, то пространство, на которое распространяется юрисдикция двора или, как тогда говорили, в пределах вольностей королевской конторы, ибо, напомним, именно там Бут может передвигаться, не рискуя быть схваченным и арестованным за долги. Даже не находясь в тюрьме или арестном доме, Бут все равно скован в своих действиях и передвижениях по Лондону, не может подчас высунуть нос за порог своего дома, да и в нем чувствует себя словно под домашним арестом.
Как и в «Клариссе» Ричардсона, здесь (правда, у соперника Филдинга действие вообще ограничено почти исключительно пределами домашнего интерьера) видна тенденция к более скромному, экономному использованию пространства (как выше мы отмечали возросшую концентрацию во времени). И то, и другое обусловлено тем, что и в «Клариссе» и в «Амелии» (хотя и в меньшей степени) центр тяжести сместился от интереса к внешнему событийному ряду (приключениям, сменяющим друг друга в большом мире, на дорогах и т. д.) к событиям, ограниченным рамками семейного круга; герои уже не колесят по стране – из провинции в Лондон, а из Лондона в поместье, их путь пролегает в соседнюю лавчонку да в ближайшую харчевню. Можно утверждать, что одним из героев «Амелии», быть может, впервые становится Лондон, как впоследствии неотъемлемой частью «Улисса» станет Дублин. Неслучайно к некоторым изданиям «Амелии» прилагается карта Лондона, а на ней выделен район, в пределах которого развертывается драма семьи Бутов, точно так же, как карта Дублина непременно прилагается к любому изданию романа Джойса.
Но есть еще одно обстоятельство, заставляющее вспомнить Джойса. В уже упоминавшемся нами судебном разбирательстве по поводу романа «Амелия» в 7-м и 8-м очерках «Ковент-Гарденского журнала» [429]Филдинг подчеркивал, что он придерживался в нем правил эпоса более неукоснительно, чем даже Гомер и Вергилий, и что именно последний служил для него благородным образцом. Казалось бы, что общего между «Энеидой» и «Амелией» и что тут имел в виду Филдинг? Исследователи убедились, что это не пустые слова и что для них есть немалые основания. Как мы уже отмечали, в первых же строках первой главы романа Филдинг объявляет его тему: предметом нижеследующей истории будут всякого рода испытания, которые пришлось претерпеть весьма достойной паре после того как она уже соединилась брачными узами. Но ведь именно так – с объявления темы – начинается по традиции, восходящей к Гомеру, каждая эпическая поэма; такой зачин стал после «Илиады» и «Одиссеи» нерушимым правилом, которому следовал и создатель «Энеиды». А далее в строении сюжета «Амелии» легко обнаруживаются явные параллели с сюжетом поэмы Вергилия, спроецированные в куда более прозаические обстоятельства жизни рядовых англичан XVIII в. Если Эней в начале поэмы бежит из горящей Трои, захваченной греками, и оказывается у берегов Африки, в строящемся Карфагене, то Бут (тоже, между прочим, воевавший, находившийся некогда в осажденном испанцами Гибралтаре, а теперь офицер в отставке и неудачливый фермер) бежит из английской провинции, спасаясь от кредиторов, в Лондон. Далее Эней встречается в Карфагене с царицей Дидоной, а Бут встречается в Ньюгейтской тюрьме с мисс Мэтьюз; Дидона бежала от убийцы своего мужа – Сихея, преследовавшего ее своими домогательствами, а мисс Мэтьюз пыталась убить обманувшего ее любовника; в «Энеиде» следует затем пространный, занимающий целых две песни из двенадцати, составляющих поэму, вставной рассказ Энея о гибели Трои и последующих своих странствиях – и мы опять-таки находим в «Амелии» явную аналогию с композицией сюжета в «Энеиде» (вставной рассказ Бута о своих злоключениях), только трагическая ситуация у Вергилия перенесена Филдингом в бытовую вульгарность Ньюгейта; в то время как горестная Дидона со стыдом и отчаянием, сопротивляясь себе самой, чувствует, что, испытывая страсть к Энею, она нарушает обет верности погибшему мужу, у Филдинга мисс Мэтьюз, напротив, выступает в роли сознательной и опытной обольстительницы, а стыд терзает Бута, нарушившего супружескую верность. Любовная сцена Энея и Дидоны происходит в романтической обстановке: пещера у берега моря, гроза и молнии, а у Филдинга – тюремная камера и циничный, корыстный смотритель тюрьмы, готовый за деньги содействовать ухищрениям мисс Мэтьюз. В поэме сам Юпитер напоминает Энею, что он должен расстаться с Дидоной, ибо ему предстоит основать Рим; в романе же, уплатив залог за Бута, мисс Мэтьюз уже готова увезти его с собой, но тут появляется Амелия, которая вызволяет мужа из лап обольстительницы. На этом собственно и кончается близость композиций этих столь разных по жанру, материалу и манере изложения произведений, и единственное так же заслуживающее упоминания сходство заключается в том, что роман Филдинга тоже состоит из двенадцати книг.
Читать дальше