Солтан Дзарасов - Куда Кейнс зовет Россию?

Выбор обществом третьего пути, отличного как от бесчеловечного капитализма, так и тоталитарного социализма, предполагает не только расширение экономических функций государства, но самое главное – их демократизацию. Порок советского социализма состоял не в том, что государство решало широкий круг социальных и экономических задач, а в том, что оно делало это авторитарными методами без участия, а следовательно, и без должного учета интересов самих граждан. Вследствие этого произошла абсолютизация бюрократических способов решения проблем, от чего снижалась их эффективность.

Переход же от плановой к рыночной экономике был объявлен равнозначным утверждению демократии. Но смена бюрократического планирования криминальным квазирынком никак не могла приблизить нас к демократии. Наоборот, он не улучшил, а еще больше ухудшил ситуацию. Криминальный произвол не может быть лучше бюрократического. В этой связи следует сопоставить то, что дали рыночные реформы рядовым гражданам, составляющим четыре пятых населения, по сравнению с тем, что они потеряли. Если бы у нас установилась реальная демократия, а не ее фикция, то у рядовых граждан были легальные способы защиты своих интересов и они не дали бы ограбить себя и лишиться тех социальных прав, которыми они прежде пользовались. Но у них не было таких возможностей, потому что вместо демократии мы получили новую форму закабаления человека, возрастание его зависимости от собственника. В прошлом на предприятиях и учреждениях были бы с разной эффективностью действовавшие партийные, профсоюзные и комсомольские организации, через деятельность которых проявлялись интересы и воля коллектива. Они служили каналами легализации и общественного мнения, и властям приходилось с этим считаться.

Сейчас ничего подобного больше нет. То, что называется средствами массовой информации, на самом деле является средствами обработки массового сознания в угоду власти и капитала и от подлинных интересов и воли низов далеко. Партийные и молодежные организации на предприятиях и учреждениях запрещены, а профсоюзы превращены в орудие осуществления воли работодателей, власть которых по сравнению с прошлым намного возросла. Советский директор находился под двойным контролем, он осуществлялся снизу общественными организациями, под давлением которых нередко ему приходилось покидать свой пост. Еще более жестким был контроль со стороны вышестоящих партийных и административных органов. Над капиталистическим работодателем никакого контроля нет, а трудовое законодательство он может выполнять или нарушать по своему усмотрению. В итоге рабочий человек оказался в более зависимом, бесправном положении, нежели раньше.

Между тем на Западе широко распространено представление, что «реформы» избавили нас от тоталитаризма и осчастливили предоставлением прав, которых у нас в советское время не было. Внешняя сторона нашей ситуации действительно изменилась. В отличие от советского времени, когда баллотировался один кандидат, теперь для проформы выдвигается несколько. Но исход выборов, как и раньше, бывает предрешен с помощью введенной в действие технологии административного и пропагандистского давления и подкупа. В конечном счете, выбор зависит не от воли избирателей, а от давления властей и содержимого кошелка претендента. Но еще важнее другое. Выбираемое лицо идет в местные или федеральные органы власти вовсе не для того, чтобы служить людям и обществу, а исключительно для получения мандата неприкосновенности, и творит все что ему угодно в целях собственного обогащения. Демократией тут и не пахнет.

Зато какая уплачена цена за это призрачное приобретение! Мы лишились своих прав на государственную собственность, а тем самым и тех социальных прав, которые были ею гарантированы. Поскольку на Западе эта сторона нашей жизни никогда не встречала понимание, то позволим на ней остановиться.

Это тем более необходимо, что вопрос приобрел исключительную остроту. «Право совместного владения» ( common property rights) в том виде, в каком оно существовало у нас, мы считали своим самым большим социальным приобретением. На Западе же оно всегда третировалось как бессмысленная фикция. «В коммунистическом государстве, – пишет Cheung в таком авторитетном издании, как The New Palgrave f Dictionary of Economics, – не существует частного собственника производительных ресурсов: каждый лишен собственности в буквальном смысле слова. Поскольку расточение ренты, связанной с общей собственностью, гарантирует голодание, в коммунистическом государстве права на использование ресурсов и на извлечение из них дохода определены по рангу. Это означает, что лишенные всех прав собственности на ценные и продуктивные ресурсы граждане коммунистического государства имеют различные права на использование ресурсов и получение дохода в соответствии со своим статусом». (Cheung, 1998, vol. 1, p. 505).