Адам Смит - Исследование о природе и причинах богатства народов

(12) Философия – это наука о принципах связи в природе. [406]В результате обширного опыта, доставляемого обычным наблюдением, природа кажется изобилующей событиями, которые происходят поодиночке и вне связи со всем тем, что произошло до них. Эти события, поэтому, расстраивают легкий ход воображения; эти события заставляют мысленные образы (ideas) следовать один за другим посредством, если так можно выразиться, иррегулярных стартов и вылазок; эти события, таким образом, имеют тенденцию до некоторой степени вносить путаницу и аберрации, о которых упоминалось ранее. Философия, обнаруживая невидимые цепочки, которые связывают вместе все эти разрозненные объекты, стремится внести порядок в этот хаос раздражающих и [46] не согласующихся друг с другом явлений. Это делается для того, чтобы смягчить буйство воображения и возвратить его в прежнее состояние (restore), когда оно обследует великие революции вселенной; возвратить его к тому спокойствию и самообладанию, которые и наиболее приятны сами по себе, и наиболее соответствуют его природе. Философия, следовательно, может рассматриваться как одно из тех искусств, которые обращаются к воображению; и чьи теория и история, с этой точки зрения, находятся точно в пределах нашего предмета. Попробуем проследить его от первого появления и вплоть до той вершины совершенства, которой оно, предполагается, должно в настоящее время достичь и которой, в действительности, оно в равной степени должно было достичь почти во все предшествующие времена. Это самое возвышенное среди приятных искусств, и его революции были величайшими, они происходили чаще всех остальных и были самыми выдающимися из тех, что случались в литературно образованном мире. История этого искусства должна быть, поэтому, со всех точек зрения самой занимательной и самой поучительной. Рассмотрим, следовательно, все различные системы природы, которые здесь, в западных частях мира (чья история нам хоть как-то известна), [407]были постепенно усвоены образованными и изобретательными людьми. Оставляя в стороне вопрос об их абсурдности или правдоподобии, их согласии правде и реальности или же несоответствии им, рассмотрим их лишь с конкретной точки зрения, которая относится к нашему предмету. Ограничимся при этом выяснением того, насколько каждая из этих систем приспособлена для отражения истин (sooth) [408]воображения и для того, чтобы сделать театр природы логически связным и оттого более величественным зрелищем, чем он мог бы показаться в противном случае. Сообразно с тем, преуспевали в этом системы природы или же, наоборот, терпели поражение, они постоянно преуспевали или же терпели поражения в приобретении репутации и славы для своих авторов; и это послужит нам красной нитью, способной провести нас через все лабиринты философской истории. Между тем, это послужит подтверждением и того, что отошло в прошлое, и прольет свет на то, что придет после. Ибо мы видим, что, по существу, ни одна система, как бы она ни была хороша и как бы она ни поддерживалась во многих аспектах, все-таки не была в состоянии приобрести всеобщее доверие в мире; ее принципы связей [природы] не были настолько всеобщи, чтобы быть известными всему человечеству. Почему философия химии во все времена медленно ползла во мраке [409]и терпела такое пренебрежительное отношение со стороны большей части человечества, в то время как другие системы, менее полезные и не более благоприятные для опыта, завладели всеобщим восхищением на целые века? Принципы связи в философии химии таковы, что большинство людей не знают о них ничего, они их редко видели и [47] никогда не знакомились с ними. И поэтому эти принципы не в состоянии сгладить (smoothing) людям переход их воображения между любыми двумя, по-видимому, разобщенными объектами. Соли, серы и ртути, кислоты и щелочи суть принципы, [410]которые могут успокоить (smooth) вещи для тех только, кто живет около печи. Но их самые обычные действия покажутся большей части человечества разъединенными, как и любые два события, которые химики соединят вместе с помощью этих принципов. Эти художники, однако, естественным образом объясняли происходящие вещи самим себе, основываясь на принципах, которые, опять же, знали они. Аристотель замечает [в «Метафизике»], что ранние пифагорейцы, которые сначала изучали арифметику, объясняли все вещи через свойства чисел; Цицерон говорит [в «Тускуланских беседах»], что Аристоксен, музыкант, обнаружил природу души в том, чтобы находиться в гармонии. Подобным же образом ученый медик позже создал систему моральной философии, основанную на принципах своего собственного искусства, [411]в котором мудрость и добродетель считались здоровыми состояниями души. Предметом этого искусства были разнообразные пороки и глупости, а также различные болезни; в рамках этого искусства устанавливались причины и симптомы этих болезней; и опять же, в русле медицинского направления предписывался надлежащий метод лечения. Точно так же другие находили параллели между живописью и поэзией, поэзией и музыкой, музыкой и архитектурой, красотой и добродетелью – в общем, всех изобразительных искусств. Это были системы, которые обычно стали обязаны своим появлением напряженным умственным занятиям тех, кто был знаком с одним видом изобразительного искусства, но игнорировал другое; кто, стало быть, объяснял себе феномены из незнакомой области явлениями из знакомой области; и у кого, с этой точки зрения, аналогия (которая у других авторов дает основание только лишь для некоторых искусных подобий явлений) превращается в главный стержень, вокруг которого все вращается. [412]