Мартин Гилман - Дефолт, которого могло не быть

Одним из первых признаков того, что происходит изменение курса, стало назначение Анатолия Куликова заместителем премьер-министра. Этому амбициозному чиновнику, занимавшему пост министра внутренних дел, поручили вдобавок надзор за Государственным таможенным комитетом (ГТК) и за налоговой полицией. Из этого можно было сделать вывод, что Кремль решил добиваться увеличения налоговых сборов силовыми методами. Наблюдатели сокрушенно отмечали, что если дело обстоит именно так, то надежд на становление открытой рыночной экономики с прозрачной правовой системой скоро не останется совсем.

Через несколько дней, когда Черномырдин находился в Вашингтоне по случаю восьмой встречи в рамках Комиссии Гора – Черномырдина, Стэнли Фишер встретился с ним и прямо заявил, что если Россия сама не готова себе помогать, то МВФ не сможет ей помочь и подавно. Черномырдин, в свою очередь, пожаловался американцам, что МВФ ничего не понимает в реальной жизни, а те пообещали, конечно, сделать все возможное, но в то же время призвали российские власти проявлять в работе с МВФ дух сотрудничества. Черномырдин улетел из Вашингтона с впечатлением, что его никто не понимает, и весьма этим раздраженный.

А затем, вопреки всем упадническим прогнозам, вдруг объявился снова энергичный и уверенный в себе Ельцин.

6 марта 1997 года он выступил перед Федеральным собранием с ежегодным посланием, названным «Порядок во власти – порядок в стране». Он отметил, что Россия вступила в 1997 год с тяжелым бременем проблем и что экономическое положение в стране сложилось критическое. Продолжился спад производства, увеличения инвестиций не произошло, люди страдали из-за задолженностей по зарплатам, пенсиям и пособиям. Настало время навести наконец порядок. Ельцин открыто осудил парламентариев за то, что они пользуются своим положением в корыстных целях, и пообещал скорую смену курса в России. Он многозначительно подчеркнул: «Всем должно быть ясно, что регулирование экономики в государственных интересах и вмешательство в нее в интересах отдельных ведомств, отдельных чиновников – не одно и то же. Вопиющий дефицит первого и удушающие экономику масштабы второго – симптомы опасной болезни». Ельцин сказал, что возьмет под свой личный контроль подготовку бюджета на 1998 год, что главным приоритетом экономической политики станет налоговая реформа и что больше внимания будет уделено работе естественных монополий, реформе пенсионной системы и ЖКХ, подробно изложил принципы необходимых преобразований в армии.

Уже на следующий день Ельцин практически полностью сменил состав правительства Черномырдина и назначил руководителя своей администрации Анатолия Чубайса единственным первым вице-премьером. (Сохранив за Черномырдиным пост премьера, он, по общему мнению, ловко избежал длительной схватки с Думой по поводу утверждения нового главы правительства.) Воспользовавшись представившейся уникальной возможностью и полной поддержкой президента, Чубайс назначил в ключевые министерства своих либеральных союзников. Была ли эта фактическая смена правительства выверенным политическим маневром? Или отчаянной попыткой спасти положение? Скорее всего, в этом решении Ельцина присутствовали элементы и того и другого.

Прогрессивный нижегородский губернатор Борис Немцов, ставший незадолго до того ельцинским протеже, сначала получил пост «простого» заместителя премьер-министра. Но затем, по настоянию Немцова, его 17 марта повысили до первого заместителя и отдали в его ведение соцстрах, жилищную реформу и реорганизацию госмонополий. Сам он о поставленных перед ним задачах сказал, что из него сделали «камикадзе».

Начал Немцов в откровенно популистском духе и развернул шумные кампании, из-за которых очень скоро нажил себе врагов в парламенте и даже столкнулся с неприятием среди населения, поскольку очень многие к его наивным порывам отнеслись с усмешкой. Немцов попытался было заставить госслужащих декларировать свои доходы и потребовал, чтобы они отказались от дорогих служебных иномарок, пересев на «Волги», но очень скоро обе эти затеи бросил. Он назначил одного из своих соратников, Бориса Бревнова, руководителем РАО «ЕЭС», попытался взять под контроль топливно-энергетический сектор и оперативно слетал в Токио с целью развеять опасения осторожных японских инвесторов по поводу России.