Мартин Гилман - Дефолт, которого могло не быть

В политическом плане, судя по составу высшего руководства, с трудом верилось, что правительство Черномырдина в состоянии энергично и по-новому взяться за решение сложных задач. Оно скорее производило унылое впечатление; и казалось, этих людей ничто, кроме собственных ограниченных интересов, не волнует. Эта команда прекрасно себя чувствовала в условиях воцарившегося в стране «междусобойного» капитализма, при котором федеральные и местные власти оказывали разным влиятельным группам всяческие преференции в обмен на их политическую поддержку.

Усугубило и без того мрачное настроение сообщение о том, что Ельцин простудился и отменил все свои мероприятия. Поползли самые невероятные слухи. Наконец стало известно, что он был госпитализирован вечером 8 января с диагнозом пневмония. Впоследствии выяснилось, что у него двустороннее воспаление легких, и из ЦКБ он выписался только в понедельник 20 января, отправившись долечиваться на свою подмосковную дачу. Если учесть, что до этого он долго поправлялся сначала после июньского инфаркта и затем после проведенной 5 ноября операции аортокоронарного шунтирования, то ощущение в Москве было такое, будто страна застыла в ожидании у постели умирающего больного. Ведь он же вроде бы совсем недавно, 23 декабря, вернулся в свой кремлевский кабинет со словами: «Чувствую себя хорошо» – и вот опять болен. В Государственной думе звучали требования, чтобы Ельцин ушел в отставку или, по крайней мере, обнародовал справку о состоянии своего здоровья. Лидер коммунистов Геннадий Зюганов и бывший соперник Ельцина на выборах популярный в народе генерал-политик Александр Лебедь, требуя отставки президента, в один голос заявляли, что здоровье Ельцина слишком слабое, что управлять страной он не в состоянии.

Плохое состояние здоровья Ельцина вызывало тревогу и неуверенность на протяжении всего года. Ведь контроль над огромным ядерным арсеналом России оставался по-прежнему в его руках, и именно Ельцина западные инвесторы считали главным защитником экономических реформ. Слухи о его болезнях неизбежно сказывались на многих решениях, принимавшихся в сфере экономики. Эти слухи в большинстве случаев оказывались ложными, но после двух госпитализаций подряд (в ноябре 1996 года по поводу операции аортокоронарного шунтирования, а затем 9 января 1997 года в связи с двусторонним воспалением легких) основания для беспокойства все-таки были. И так весь год. Например, в декабре на рынке начались активные спекуляции против рубля, и пресс-секретарь Ельцина Сергей Ястржембский вынужден был выступить с осторожным разъяснением: президент 10 декабря лег в больницу с острым респираторным заболеванием. По официальной версии, Ельцин за неделю до того простудился во время визита в Швецию, и врачи, опасаясь осложнений, рекомендовали ему отдых.

Ельцину тогда было всего лишь 66 лет, но недоверие, с которым были встречены официальные успокоительные заявления, демонстрировало, насколько все в российской политической жизни в конечном итоге зависело именно от него. Запланированное на следующий день совместное совещание министров и парламентариев для обсуждения вопроса о приватизации земель было отменено. Фондовый рынок откликнулся спадом, индекс Moscow Times понизился на 6,3%. Затем 18 декабря президент сообщил стране, что снова приступает к работе, но тут же следом врачи предписали ему еще неделю отдыха в санатории. Но к тому же и доверия ко всем этим официальным сообщениям о здоровье президента было мало: все помнили, как Кремль прежде пытался выдавать ельцинские инфаркты за простуды. И потому 19 декабря, когда в довершение всего агентство Standard & Poor’s опубликовало малооптимистичный прогноз валютного рынка, реакция не замедлила сказаться – индекс Moscow Times вновь упал, на этот раз на 5,9%.

Ощущение неуверенности в будущем стало повсеместным. К тому времени отношение самих россиян к Ельцину опять испортилось, не было у людей особой симпатии к нему и в связи с его болезнью, тем более что всех раздражали попытки официальных лиц скрыть правду. Но при этом, не видя реальной альтернативы, общество оставалось на удивление пассивным. В Думе, где тогда доминировала оппозиция, что ни день звучали заявления о том, что страной управляет не Ельцин, а его администрация. Сама страна, похоже, была равнодушна к тому, кто станет его преемником. В то, что в Кремле могут допустить смену режима, в первое время после выборов 1996 года никто не верил. Это отличало тогдашнее положение дел от ситуации 1999-го, характеризовавшейся политическим возбуждением и неясностью, – вероятно, потому, что в 1996 – 98 гг. СМИ не были расколоты соперничающими группировками в той мере, в какой это случилось тогда, когда премьер Примаков и мэр Москвы Лужков пытались взять власть в стране.