Лопе де Вега - Валенсианская вдова

Вот вы считали, что вам смерть грозит,
А кончилось таким сплошным позором!
Ну, что бы вам исполнить мой совет
И продырявить этот ваш клобук
Иль возмутиться, шпагу обнажить?
Никто бы вас и тронуть не подумал.
А вы влюбились в круглый стол с жаровней,
Накрытый пышным шерстяным ковром,
Да в бархаты и в парчевые ткани.
Что ж делать вам теперь?

В ближайшем доме
Достать перо, чернил и написать ей
Густою желчью, кто она такая.
Орудьем кары изберу язык.
Язык жесток; несладко ей придется,
Когда она поймет, что все раскрыто
И вожделенный юноша сбежал.

Кто говорил, что он ее касался,
И как она прелестна и умна,
Как чудно говорит и отвечает?

Нельзя дразнить и попрекать слепого.
Урбан сейчас, должно быть, с нею в церкви;
Ты передашь ему мое письмо,
Чтоб он его вручил своей хозяйке.

И дама же у вас!

Не смейся, Флоро.

Другой такой не сыщешь.

Да, не скоро.

Как можно так решиться вдруг
И замуж выходить вслепую?

Назло изменнику, мой друг,
Хоть сердцем я по нем тоскую,
И чтоб избавиться от мук.

И вы уедете в Мадрид?

Пока никто не говорит
О том, что между нами было,
Мне нужно позабыть Камило,
А кто далеко, тот забыт.
Ему я душу отдала,
И никого в ней нет другого.
Я здесь бы просто не могла
Встречаться с ним, не молвив слова;
Я бы скорей с ума сошла.

А вы себя вели умно:
И честь осталась огражденной,
И все во тьме погребено.

Ах, Марта, женщине влюбленной
Лукавой быть – немудрено!

А все же и секретаря
Они хвалить не станут зря;
И если в новом все так мило,
То он не хуже, чем Камило.

Пусть так; но, честно говоря,
Мне очень нравился и старый.

Когда от нас да увезут
Все ваши прелести и чары,
Какие в городе пойдут
И шум, и гром, и тары-бары!

Я не услышу их оттуда.

Сеньора! Служат вам не худо.

Урбан? В какой ты ранний час!

Сеньора! Он увидел нас
Вступающими в церковь Чуда.

Он удивился, или как?

Он даже с виду изменился;
С трудом навстречу сделал шаг
И раз пятьсот перекрестился,
А это очень верный знак.
При выходе нас поджидал
Его слуга, и он мне дал
Письмо для старенькой кузины,
Хотя писать ей нет причины.

Как видно, выстрел в цель попал.
Давай посмотрим, что он пишет.

Должно быть, скажет, что она
О нем вовеки не услышит.

Что в нем душа оскорблена
И он от гнева еле дышит.

«Старуха-дьявол, на восьмом десятке
Влюбленная и над своей могилой
Юнцов морочащая вражьей силой,
Чтоб с ними нежничать, играя в прятки,
Тебя я видел: древней кожи складки,
Накрашенные брови, волос хилый,
Искусственные зубы, глаз унылый
И руки, точно старые перчатки.
От ужаса и злости я белею.
Прощай, Цирцея! [46]Нежностью сердечной
Пылай к другим, плешивая шалунья.
Напяль клобук другому дуралею,
Но торопись: колпак остроконечный
Палач давно тебе припас, колдунья».

Какой он пламень извергает!
А нам смешно издалека.

Кому смешно, а кто страдает.
Здесь просто каждая строка
Меня как жаром обжигает.
Мою он оскорбляет честь.

Сеньора! Вы хотите счесть
Обидой женскому сословью
Смех над уродством?

Над любовью!

Ведь это ужас что за месть!