Наталья Казьмина - О театре, о жизни, о себе. Впечатления, размышления, раздумья. Том 1. 2001–2007

«Макбет» В. Шекспира реж. В. Бутусов, Театр «Сатирикон».

Из всех его хваленых спектаклей – «В ожидании Годо», «Войцек», «Калигула» ( поставлены в Театре ими. Ленсовета в 1997–1998 ), «Сторож» ( 1997, Театр на Литейном ) – самый законченный. В нем все-таки актеры существуют не по бытовой логике, а по игровой.

«Отравленная туника» Н. Гумилева, реж. И. Поповски, Театр «Мас терская П. Фоменко».

Скучно и бессмысленно. Моя идея о том, что после спектаклей Р. Уилсона ( американский театральный режиссёр, сценограф и драматург ) мы будем несколько лет смотреть его эпигонов, начинает воплощаться. Этот спектакль еще раз доказал, что сделать внешне эффектно, формально эстетично – легко. Для этого нужен вкус, начитанность и насмотренность. У спектакля вполне европейский вид. Поверю, что и на фестивали возить будут. Цветные задники с ярко-насыщенным уилсоновским светом. Костюмы-колокола, как расшитые паутины, в которые то ли закованы, то ли заточены герои. При этом – основная ошибка – текст читается сначала привычно – поэтически, как это делают поэты, потом интонация становится бытовой, сюжетной, и становится смешно.

Герои кажутся фальшивыми, ряжеными: толстый и безвольный Р. Юскаев играет идеального рыцаря чести, Трапезундского царя, а угловатый, никак не взрослеющий К. Пирогов, уже засветившийся в кино в ролях мальчишек, – араба. При этом как бы все перевоплощаются, а кажется – словно дети, нацепившие парики и тряпье, играют во взрослых. От стихов душно. Они все с задушенными голосами (неужели Васильев меня уже «отравил»?), слова, звук исторгается пищеводом, вьются вокруг шеи, как удавка. Или надо было играть по-васильевски, как ритуал. Тем более, что в начале цитаты оттуда были, и оформление побуждало. Но тогда стерильно, бестрепетно, бесхарактерно, одной краской. Не выдержали этот стиль. Ближе всех к идеальному исполнению Андрей Казаков. А для настоящей страсти не хватает ни нутра, ни сексуальности, чего, кстати, во всех актерах «Мастерской» не хватает. Боюсь, они стали стариться, так и не успев расцвести. Что-то невзрослое в них так и осталось. Болезнь всех театров-курсов.

Все-таки плохая пьеса. Неудачная стилизация: какая «таверна» может быть в Византии? А в самой истории – какой смысл? Если на уровне простого зрителя, мораль такова – женщина – дьявол, если любит, и еще больше дьявол, если не любит. Но все это как-то не страстно и не выпукло. А если на уровне эстетской, поэтическая пьеса Гумилева – повод для самовыражения, поле эксперимента. Но… довольно бессмысленного.

… Идеядля статьи о молодой режиссуре и критике. См. «Коллекционера» Дж. Фаулза ( роман написан в 1963-м, одноименный фильм снят американским реж. У. Уайлером в 1965-м ). Сцена, где Миранда испытывает нового Калибана, показывая ему с десяток натюрмортов с фруктами. Предлагает выбрать лучший, а он и с трех попыток не угадывает – выбирает худшие. Они, палач и его жертва, находятся на разных уровнях эстетического восприятия. Вкус тонкий и толстый. Наша молодая критика почему-то уже во втором поколении научена только восхищаться.)

«Фауст» И. В. Гёте реж. Ю. Любимов, Театр на Таганке.

Вступление о тенях, о распавшемся круге друзей произносит его голос. Звучит кусочек «Реквиема» Мартынова, того самого, что звучит и у А. Васильева. Только Васильев уводит мелодию в мистерию, а Любимов – на площадь. Он вспоминает, что Фауст начинался из «книжек для народа», как народная драма, как представление кукольного театра. «У каждого свой Фауст» – могли бы мы сказать. Этот – задыхающийся ритм, перемена стиха. От высокомерного александрийского до разухабистой частушки. Нам, современным зрителям, я уверена, не слишком внимательно читавшим Гете, это сначала странно. Мы помним штамп – великую трагедию о соблазнении ученого чертом, о запроданной душе. Здесь площадное действо, в котором толпа чертенят, предводительствуемая Мефистофелем, напоминает «A Chorus Line» ( американская кинокартина по мотивам бродвейского мюзикла, поставленного хореографом М. Беннетом в 1975 г ). Они вылетают на сцену в котелках и фраках и степуют так, что самому черту жарко.

Драма об истории человечества – у Гёте. У Любимова – драма о нашей истории. Какое мгновение может остановить Фауста? Последнее. Не пойму, так задумано или получилось случайно, но Фауст старый в исполнении А. Трофимова, благородно седой, с рокочущим голосом, интереснее и личностнее, чем молодой Фауст. Этот незначителен и даже любит без страсти, формально. Не о нем речь, а о Маргарите, действительно, небесном создании, юная девочка с хорошим голосом. Одна из самых трогательных сцен – в тюрьме, когда она сокрушается о смерти ребенка и покорно никого не винит. Подражание немецкой народной песне – поет по-немецки.