Наталья Казьмина - О театре, о жизни, о себе. Впечатления, размышления, раздумья. Том 1. 2001–2007

«Евгений Онегин» А.Пушкина, реж. Ю. Любимов, Театр на Таганке.

Двухэтажная конструкция из деревянных ячеек и полотняных занавесов. Шесть клеточек по три. За занавесками возникают тени, как в «Десяти днях». Игра тенями очень разнообразна. Вверху, в средней ячейке – гипсовая голова Пушкина, не бюст, а именно голова. Печаль в лице. Справа, в окне портала, тоже наклоненная голова Пушкина, огромная, виден один глаз – трагическое выражение лица. По бокам две деревянные лестницы. Все, что на сцене, напоминает дачный интерьер. Движение занавесок задает ритм и темп действию: когда актеры задергивают шторки по очереди, волной, это словно перелистывание страниц, движение театрального занавеса, стук колес поезда или кареты. Ячейки, рамы от портретов изображают каретные окошки. Пара коверных, комиков в майках с надписями «Мой Пушкин» и «Наш Пушкин». У Т. Бадалбейли тоже черная майка с надписью «I – сердечко – Пушкин».

Здесь ножки стола, на котором стоит задрапированная занавеской актриса, могут изображать «пару стройных ног» в России. Белые чесучовые фраки с металлическими заклепками по одному обшлагу. Женщины в черных юбках и кофтах с белыми прозрачными рукавами-буфф.

Когда речь идет о Евгении, он иногда появляется в раме. Гусиное перо, вонзающееся в пол, как нож, – острота слова?

Очень сложная слоистая структура. Для всех типов зрителей. Кому совсем простенько, а кто сможет, услышит и комментарии Набокова. Одни впервые прослушают текст, и – слава богу, другие услышат знакомые мелодии и голоса (в спектакле звучат как бы голоса эпохи – и Пушкин Чайковского, и Собинов, и Козловский, и Отс, и Яхонтов, и Яблочкина, и Мансурова, и Смоктуновский). Укоренение в культурном контексте. В этом смысле Любимов не изменился. Он и был таким открывателем авторов. В середине несколько пародий – текст Пушкина читает Сафонов так, как читал бы Вознесенский или Бродский, как пел бы Гребенщиков, как сделали бы рэперы. Смысл – Пушкин всеобъемлющ, его ничто не может испортить. Получтение – полуигра. При этом актеры откровенно резвятся, изображая деревенскую живность – поросят, петуха, дятла и черт его знает кого. Очень хорошие куски – два письма, Татьяны и Онегина: их читают сразу несколько актеров с вариантами черновиков, разбрасывая по сцене прочитанные листы белой бумаги.

Свободный роман – в свободной театральной манере. Сквозь магический кристалл. Говорят, это капустник. Неправда. Все-таки капустник как ругательство – это дилетантство. А тут продуманная структура. Балансирование на шаре Тимура в позе «Девочки» Пикассо ( испанский художник, скульптор, график, театральный художник, 1881–1973 ). Шифры, цитаты. Прелестная атмосфера – флирта, колядок, легкой таинственности. Смысл – тот же, что и у Р. Стуруа, который читает «Гамлета» глазами 12-летнего подростка.

Любимов уловил главное – стиль беседы Пушкина с читателем («разнеженный», праздный), его тон, манеру. То же сделал и со зрителем, а для контакта использовал сегодняшний пластический язык.

Во всяком случае, желание перечесть «Онегина» спектакль рождает сильное. См. статью Белинского «Сочинения Александра Пушкина» 1844 г. (написана через 13 лет после опубликования «Онегина»!!!): «Мы смотрим на “Онегина” как на роман времени, от которого мы уже далеки. Идеалы, мотивы этого времени уже так чужды нам, так вне идеалов и мотивов нашего времени… Если бы в “Онегине” ничто не казалось теперь устаревшим или отсталым от нашего времени – это было бы явным признаком, что в этой поэме нет истины, что в ней изображено не действительно существовавшее, а воображаемое общество; в таком случае, что же это была бы за поэма и стоило бы говорить о ней?».

«Шарашка» (главы из романа А. Солженицына «В круге первом»), реж. Ю. Любимов, Театр на Таганке.

По-моему, очень хороший, но недооцененный спектакль. Все-таки Солженицын в театре и шел мало, и не получался никогда. А тут найден ход и схвачен дух времени, когда официоз и блатной мир были двумя сторонами одной медали. На сцене выстроена вроде как трибуна Кремлевского дворца съездов, интерьер, знакомый каждому советскому человеку. Как только он появлялся, благополучно вырубали «ящик». А в сценах «Шарашки» те же трибуны легко превращаются в нары, т. е. воровской закон царит везде. Плюс далеко в зал выкинут полукруг, по которому ходят зеки затылок в затылок, и продолжается текст. Это производит сильное впечатление.