Татьяна Москвина - Люблю и ненавижу

Вот, казалось бы, странность какая. Из книг Кончаловского получаешь стойкое впечатление об авторе, как о верном рыцаре природы-Фортуны. Он почитает плоть, заботится о ней неустанно, а его любовные приключения известны обществу куда лучше любовных похождений Зевса. И, однако, Кончаловский – вовсе не жизнерадостный и не жизнеутверждающий режиссер. Его взаимоотношения с плотью жизни пропитаны страхом и нервозностью, и его служение природе-Фортуне – вечно тревожное, лихорадочное и, я думаю, не вполне искреннее. Он слишком жадно хватает милости природы, слишком торопливо их поглощает, слишком жарко их желает – а в свое творчество пропускает только один вид природных свершений, юных девушек, которым упорно навязывает функции душевности и даже духовности, как бы оправдывая их прелести и свои привязанности, вовсе не нуждающиеся в оправдании. Почему бы, в самом деле, не снять кино о том, как прекрасны девушки, как хорошо жить в своем доме, быть здоровым и пользоваться прочным благосостоянием – нет, роковые шестидесятые проросли в душу Кончаловскому такими мощными корнями, что он просто не в состоянии затеять картины, где не было бы «послания» и не существовала бы (или имитировалась) некая духовная деятельность. Когда ему выпало соприкоснуться с античным миром (телефильм «Одиссей»), он снял довольно блеклую сказку, и видно было, насколько языческое великолепие мифа чуждо его сознанию. Настоящее, полнозвучное «дитя природы» тут резвилось бы от счастья – Кончаловский откровенно скучал.

Если режиссер не оставит своих упорных притязаний на царство духа и не воздаст настоящих почестей хранящему его божеству, результат может быть весьма драматичным. Может быть, и все злокачественные перипетии его судьбы связаны именно с этой двойственностью, со стремлением угодить сразу двум богам, сесть на два стула. А ведь один-то стул, как нам давно объяснили, «не от мира сего». Оттого Кончаловский и не обрел еще натуральной, безмятежной величавости, того лишенного всякой рефлексии спокойствия, что лежит на челе Эльдара Рязанова, Петра Тодоровского, Игоря Масленникова… Молодой он еще, суетливый…

А лес шумит, напоминая нам о беспредельном разнообразии мира, о силе жизни, о верности своему предначертанию и о том, что для всякого дерева, покорного своей природе, ничего нет лучше хорошей погоды.

2002 г.

( О фильме Павла Лунгина «Олигарх»)

Это не был Березовский еще тогда, когда несколько лет назад в свет вышла книга Юлия Дубова «Большая пайка» с героем по имени Платон. Дубов, один из основателей «ЛогоВАЗА», сочинил свой увесистый кирпич о черной романтике русского бизнеса явно не для того, чтобы он лег в основание легенды о Борисе Абрамовиче. Платон – лицо собирательное, более всего, надо полагать, похожее на самого Юлия Дубова (обратите внимание на античные имена: Юлий-Платон), но с некоторыми черточками и чертовщинками бывших друзей автора.

Уже в книге действовал некий олицетворенный дух, некая квинтэссенция бессмысленной экспансии, некий «дубовый листок», что оторвался «от ветки родимой» (см. стих М. Лермонтова) и рвется владеть миром, поскольку владеть своей безумной душой он не может. Снятый по мотивам «Большой пайки» эпос Павла Лунгина «Олигарх» довершил начатый Дубовым процесс: герой окончательно извлечен из жизни и доставлен в епархию искусства.

Чтобы понять, насколько это две большие разницы, достаточно вспомнить гражданина Березовского, Бориса Абрамовича, 1946 г.р., урожденца г. Москвы и звезду РФ Владимира Машкова, сыгравшего Платона Маковского, главу концерна «Инфокар», в «Олигархе». Если бы правда жизни хоть в какой-то степени владела умом Лунгина, то в главной роли он снял бы… ну, Газарова или Сухорукова или другого какого мастера монстров. Однако Лунгин сделал все, чтобы своего героя предельно романтизировать, очистить, приподнять над действительностью. Олигарх – / в народе – бранное слово, типа «аллигатор». «Близка аллигатора хищная пасть, / спасайся, несчастный, ты можешь пропасть!» (см. стих Сергея Михалкова). Но по фильму выходит, что «олигарх» – это что-то вроде термина, обозначающего тип темперамента (хочет всего и сразу) или собирательной клички определенной группы людей на зоне (есть же на зоне «быки», «петухи», «мужики» – а на большой русской зоне, где мы все проживаем, есть еще и «олигархи»). Олигарх – это сорвавшийся с цепи мужчина, почти лишенный рефлексии, с безграничным самолюбием и честолюбием, игрок и аферист, которому нужна полная власть в избранной им сфере действия. Если настоящих олигархов в России штук десять и, трудясь над художественным изображением их психики сломались бы и Гоголь с Достоевским, то олигархов «по Лунгину» – пруд пруди и личности у них довольно немудреные. Ведь нынче куда ни кинешь взгляд – обязательно встретишь ополоумевшего самца, который обязательно «трудоголик» (лучше бы водку пил), непременно сто раз женатый и все на красотках, который мчится по жизни как поезд-беглец – без цели, без смысла, без Бога. Обыкновенная гормональная трагедия.