Людмила Темнова-Зимина - Спрятаться за цветами

Революция в России становится надломом в развитии общественного сознания, и Г. Флоровский скажет об этом так: «Многим захотелось заново строить свою душу» [7].

4 июня 1928 года Владимир Лосский венчается митрополитом Евлогием в церкви Сергиевского подворья в день Св. Духа с Магдалиной Исаакиевной Шапиро. В их семье родится четверо детей: Николай, Иван, Мария и Екатерина.

В том же 1928 году основывает с Евграфом Ковалевским Православное братство имени Св. Фотия при Трехсвятительском подворье с целью утверждения православия во Франции. Приход начинают посещать и русские иммигранты, и представители французской интеллигенции.

МАРИЯ ЛОССКАЯ (дочь В. Лосского):

«Да. Он был более связан с французской интеллигенцией, чем с русской иммиграцией. Это я могу утверждать по разным причинам. Мой отец считал, что Господь ему дал миссию. Он себя считал миссионером. И эта миссия заключалась в том, чтобы передать Западу, не по Достоевскому, а по Лосскому, то есть по-богословски, православие, свет православия, и многие, многие перешли в православие благодаря его книгам. Элизабет Берсигель была одна из тех, кто принял православие. Этот обряд крещения совершил отец Жиль, которого называли «монахом Восточной Церкви».

ЭЛИЗАБЕТ БЕРСИГЕЛЬ (писательница, богослов, жена друга В. Лосского):

«В это время я была по-прежнему студенткой и изучала протестантское богословие.

Но постепенно, все чаще, и чаще я приходила туда на воскресные богослужения. Я ходила в эту маленькую церковь, которая, кстати сказать, носила имя, то есть была поставлена под патронаж, Парижской святой Женевьевы. (Сан-Женевьев де Пари)».

Владимир Лосский был одним из тех, кто все это создавал. Когда он приехал в Париж, он прекрасно все понимал и знал заранее, что это древнейшая христианская земля и что по крайней мере здесь 1200 лет было православие.

Приход, который был организован молодыми русскими эмигрантами, назывался

НИКОЛАЙ ЛОССКИЙ (сын В. Лосского):

«Мой отец каждый день ходил к гробнице святой Женевьевы, так как мы жили рядом. Сразу же после войны он застроил себе кабинет прямо напротив этой церкви. И каждое утро, перед тем как сесть за письменный стол, ходил на гробницу святой Женевьевы».

Да, он был русским, но думал о Православной церкви, которая была бы не только русской, а всеобщей Церковью. Он был совершенно открыт по отношению к Западу, западной цивилизации и культуре, не противопоставляя себя ей, а, наоборот, был открыт по отношению к ней. Владимир Лосский поставит перед собой задачу: наладить диалог между Православной и Католической церковью. Эта религиозная тема станет темой его жизни, а не только темой мысли и нравственного чувства.

МАРИЯ ЛОССКАЯ (дочь В. Лосского):

«Значит, миссия передать православие Западу. Это встреча Востока с Западом. И это ему удалось. И из-за этого его экуменистская [8] деятельность была такая активная. Например, в Англии проходили симпозиумы, и каждый год мы всей семьей туда ездили. Это сыграло важную роль для Англии. Там тоже много православных».

На протяжении двадцати лет после окончания Второй мировой войны в Англии происходил исключительно плодотворный диалог между православными и англиканцами.

Владимир Лосский играл в этом процессе очень важную роль. Он всегда приезжал туда с женой и детьми, потому что эти конгрессы Братства были почти семейными по своей атмосфере.

Многие туда приезжали целыми семьями. Доклады В. Лосского на многочисленных конференциях стали основами для статей, каждая из которых по своей глубине равна серьезной богословской работе, его вклад в православное богословие трудно переоценить.

Особый интерес вызывали его работы, затрагивающие тему мистики в восточном богословии.

Из доклада:

«Восточное предание никогда не проводило резкого различия между мистикой и богословием, между личным опытом познания Божественных тайн и догматами, утвержденными Церковью. Слова, сказанные сто лет назад великим православным богословом митрополитом Филаретом Московским, прекрасно выражают именно это положение: ”Необходимо, чтоб никакую, даже в тайне сокровенную премудрость мы не почитали для нас чуждою и до нас не принадлежащую, но со смирением устрояли ум к Божественному созерцанию и сердце – к небесным ощущениям » [9].