Владимир Савич - Бульвар Ностальгия

к выходу. За ним полубегом отправился и Илья Владимирович.

Хозяйство оказалось немаленьким. Ко второму часу ходьбы Илья

Владимирович устал, а хозяйственник все не унимался:

– Здесь у нас столовая. Это гараж. Вот приусадебный участочек. Тут небольшая

свиная ферма. Здесь корпус тихих, тут– буйных, чуть дальше– хронов. Вот там

склад. Недавно получили глубоко-синего прокраса халаты для больных! Хотите

посмотреть? – и завхоз пошел к складским воротам.

– Алексей Сергеевич, – окликнул кто-то хозяйственника-. Можно вас на

минуточку?

Алексей Сергеевич вопросительно глянул на начальника.

– Да, да, идите, идите. Спасибо за обстоятельную прогулку.

– Но это еще не все, у нас еще и фабричка есть, и банька с бассейном.

– Нет, нет, в другой раз. Идите, вас ждут.

Зам, который уже раз за сегодняшний день сделал разворот на 180 градусов и

строевым шагом пошел в направлении гаража.

«Большое, однако, хозяйство мне подсунули. Тут одних подсобок, кладовок -

ходить не переходить. Устал как собака». Илья Владимирович присел на

скамейку в тенистой беседке. Достал сигарету. Затянулся и подумал:

«Воруют тут, поди, безбожно, а заправляет всем, несомненно, завхоз-

полковник. Но в целом очень даже ничего. Дорожки, аллейки, клумбочки. Вот и

беседка опять же…

Даже если бы и хотел вызвать в душе своей что-нибудь эдакое негативное – то,

что возникает после прочтения первой главы чеховской палаты N 6, -ничего бы

не получилось. Крыши не ржавые, трубы стоят ровные. Ни репейника, ни

крапивы. Забор, правда, с гвоздями и колючей проволокой. Неэстетичный,

согласен, тюремный забор. Зато выкрашен не серой унылой краской, а желто -

зелененькой. И корпуса хорошие. Даже не корпуса, а дома! Как ни крути, как

ни верти, Илья Владимирович, а жаловаться тебе на новое место грех.

Отличное место! Честное слово сам денек-другой в каком ни будь тихом

флигельке бы полежал»

Илья Владимирович, безусловно, обманывал сам себя. Было тут и запустение,

и разорение… Так в этой жизни, если не обманывать себя– в два счета на

больничное койко-место угодишь.

Возможно, положительному восприятию невеселого заведения способствовало

и то, что больница находилась в сосновом бору. Точнее в том, что когда– то

было им. Да и день был шикарным. Разогретые сосны источали горьковатый

запах. Июльский воздух был свеж и колюч, как будто кто-то растрепал в нем

стекловату. В ярко– зеленых кустах малинника краснели крупные рубиновые

ягоды, а на обочине центральной дороги были заметны фетровые шляпки

моховиков.

– Один, два… – стала пророчить кукушка.

– Двадцать пять… Тридцать… – считал Илья Владимирович. – Тридцать

семь, тридцать восемь.

– Или – я, или – я… – сменила её неизвестная птица.

– Или – мы, или – мы– передразнил её главврач.

– Или я. Или я, – настойчиво звал женский голос.

«Меня, что ли, ищут» – подумал Илья Владимирович и вышел из беседки.

Навстречу ему шла женщина. Одета она была в короткополый ветхий халат, от

одного взгляда на который в сердце поселяется горькая мысль о никчемности

человеческой жизни. Взгляд пустой, блуждающий, ищущий, волосы

растрепаны, больничные тапочки шаркают, точно дворницкая метла. Илье

Владимировичу она показалась панночкой из гоголевского «Вия».

– Или я. Или я! – не обращая внимания на нового главврача, выкрикивала

женщина и вскоре скрылась за поворотом. А Илья Владимирович, еще минуту

тому назад напоминавший греческого бога, вдруг съежился, обмяк и стал

напоминать истоптанный коврик. Лицо его исказила болезненная гримаса. В

волосах стала различима седина.

– Или – я. Или я, – напоминая о далеком, звучало где-то рядом.

Илья Владимирович родился и жил в обеспеченной семье. Его отец,

полковник, руководил областным РОВД. Жалование приносил в хозяйственной

сумке. Мать трудилась школьным инспектором. Тоже кое-что: то сервиз на

десять персон, то вазочку хрустальную, то телятинки парной. В

четырехкомнатной квартире – и итальянский гарнитурчик, и финский унитаз.

Летом – море. Едешь – кум королю, сват министру. Спальный вагон. Хрустящие

занавесочки. Терпкий чай. Мельхиоровые подстаканники.

Зимой– школа. Аттестат, если поднатужиться, то и золотой можно отхватить.

Одноклассники! Леша Красавин, Витя Бесчастных. Эрнест Веселовский! Этот

особенно был хорош. Высокий, голубоглазый. Кожаный комиссарский плащ.