Анатолий Курчаткин - Через Москву проездом

Юля смеялась, пригибаясь к столу.

– Ой, да не может быть, выдумали вы все.

– Ну конечно, доказать я вам не могу. Но так все и было.

Случай этот произошел с сослуживцем Тугунина, Жорой Гамхуашвили, и то было неизвестно, не выдумал ли половину всего этого Жора сам.

– Нет, так и было, – повторил Тугунин, снова отхлебывая из бокала.

– А мне не придется с такими темпами, – Юля кивнула на его бокал, – тащить вас потом на себе?

Она сидела, чуть развернувшись в его сторону, правая ее рука лежала на столе, он накрыл ее своей, она вздрогнула – и не отняла.

– Исключено, – сказал Тугунин. – Это я вас на руках понесу.

Рука ее под его рукой снова вздрогнула, сделала слабую попытку освободиться, и Тугунин прижал ее к столу. Юля не смотрела на него, взглянула – и тут же отвела глаза. И опять, как утром у автобуса, словно что-то поднялось у Тугунина из живота от этого ее взгляда, стиснуло в ложечке, в гортани, прокатилось по нёбу. «Ч-черт!..» – опять, как утром, подумалось ему с каким-то внезапным ознобным дрожаньем.

– Пустите… Сергей… – не глядя на него, с просительной стесненной улыбкой проговорила Юля.

Тугунин отпустил ее руку, она взяла ее на колени, и по-прежнему она не глядела на него. Что-то произошло – ни одно слово не выходило у Тугунина из горла.

Он допил вино в бокале и поставил его на стол.

Музыканты, опробовавшие инструменты, на мгновение смолкли и заиграли.

– Пойдемте танцевать, – рвущимся голосом сказал Тугунин.

На площадке перед эстрадой не было никого. Тугунин взял ее за талию и другой рукой за плечо – она не противилась. Полумрак в зале, упрятанные за темными выгородками столы рождали ощущение уединенности, освобождая от обычных в танцевальном одиночестве напряжения и скованности.

Тугунин нагнулся и поцеловал Юлю в выступающую из-под выреза кофточки округлую косточку ключицы.

– Я схожу с ума от вас, – сказал он.

Она повела плечом, как бы поежившись, и вдруг забросила ему руки за шею и тесно прижалась к нему. Тугунин посмотрел на нее – ему были видны ее гладко зачесанные и собранные на затылке в пучок блестящие темные волосы, глаз ее он не видел, но ему показалось, они у нее закрыты.

– У вас сумасшедше красивые глаза. Скулы у вас совершенно необыкновенные. В вас или китайская, или японская кровь… – Онемение, поразившее Тугунина за столом, прошло, и он был вполне в состоянии говорить то, что полагалось в таком случае.

Юля, пока они танцевали, не вымолвила ни слова.

Но, когда они снова сели за стол, сразу же, едва опустилась на стул, ее будто прорвало.

– А вы знаете, – сказала она с веселым оживлением, отхлебнула из бокала, глянула на Тугунина и чему-то засмеялась. – Вы знаете, я первый раз в Москве. Вот сколько прожила на свете, а ни разу не была, а тут путевка, и я поехала. Когда-нибудь ведь надо, да?

– Обязательно, – улыбаясь, поддержал он.

– Ну вот, вот я и решила – все-таки две почти недели, экскурсии, крыша над головой, вы одобряете, да?

– Конечно, – снова сказал он. В ее неожиданном оживлении легко угадывалась наивно и неловко скрываемая растерянность, и оттого в нем была некоторая комичность.

– Вообще у меня такая работа – я техник-технолог, на заводе, – все сидишь и сидишь, расписываешь карту, так да эдак, на том да на другом изготовлять, знаете, поехать куда-нибудь, поглядеть – просто счастье. Конечно, не ВДНХ мне нужна, мы пять дней здесь, а я уже всю Москву обошла.

– Так уж и всю? – улыбнулся Тугунин.

– Ну нет, конечно, – засмеялась она. – Центр, конечно. А всей Москвы, наверно, сами москвичи не знают. – Она снова взяла бокал и отпила. – Как вы думаете?

– Думаю, как бы мне не пришлось вас на себе нести, – сказал он.

Она опять засмеялась, и глаза у нее блестели:

– Уже боитесь? Но вы обещали.

Его туго и остро кольнуло знакомое сладкое предчувствие.

– Я от своих обещаний, – медленно, раздельно произнося каждое слово, глядя ей прямо в глаза, сказал Тугунин, – никогда не отказываюсь.

Официантка, звонко, словно бы недовольно, простучав каблуками, остановилась с подносом у стола, укрепила поднос, подперев бедром, на краю и подала закуску – ломтики ветчины с хреном, блюдо рыбного ассорти, неизменные в любом ресторане и кафе страны «столичные» салаты.

– Позволите, мадам, поухаживать за вами? – спросил Тугунин сзанесенной над закусками вилкой. – С чего начнете? Вам ветчины, севрюги, лосося?

– Маслину, – в тон ему, с тем же преувеличенным возбуждением сказала она.