Александр Харыбин - Пятый всадник

– У одного моего знакомого есть теория о том, почему Хомо Сапиенсу удалось полностью вытеснить неандертальцев.

– И почему же?

– Он утверждал, что Хомо Сапиенс мог создавать и поддерживать во много раз большую численность своих поселений, чем неандерталец, благодаря ярко выраженной способности к сочувствию и состраданию.

– Да, интересная теория. Я надеюсь, после войны вы меня познакомите с ее автором.

– К сожалению, не получится – он умер.

Бор замолчал, продолжив с остервенением протирать части автомата. Тут в класс заявились оставшиеся бойцы нашего отделения. Беседу в любом случае продолжить бы уже не получилось. Время было вечернее, надо было ужинать и ложиться спать.

На следующий день с самого утра пошли занятия по тактике и огневой. В гарнизоне чувствовалась нервозность. Это было заметно по суете вокруг штаба, прибывающим и разгружающимся машинам с боеприпасами. На занятиях я заметил комбата – Сварога, чего, как говорили, никогда раньше не замечалось. Наш батальон явно готовился к серьезному делу. Итальянец по секрету сказал нам, что на днях мы будем разрезать на части котел, в котором находилось несколько тысяч укропов, и выходить к российской границе.

Чита в присутствии комбата гонял нас пуще прежнего, но народ не роптал. Всех охватило радостное возбуждение, которое помогало не обращать внимание на усталость. По обычному каменному выражению лица Сварога трудно было догадаться – доволен он нашими действиями, или нет. Но мы старались из всех сил.

Вечером наше отделение заступило в караул – в усиление комендантской роты. Половина ушла в дозоры, а я, Бор, Лагон и Тихон остались дежурить на блок-посту у въезда в город вместе с несколькими местными из Снежного. Ночь прошла спокойно, но ранним утром с неба раздался свист реактивных двигателей, а затем со стороны города прозвучали несколько глухих разрывов. Взрывы были такой силы, что, несмотря на расстояние не меньше полукилометра, воздушная волна срывала головные уборы у ребят на блок-посту.

Тихон по рации связался со взводным, но добиться чего-то конкретного не получилось. Взводный в этот момент находился на другом блок-посту и сам ничего еще не знал. Минут через пятнадцать удалось получить информацию. Оказалось, что укропы разбомбили штаб батальона и еще несколько зданий в городе. Мы сидели как на иголках, строя догадки по поводу произошедшего, пока, где-то через полчаса после налета, не пришел приказ – двух человек с поста отправить на разбор завалов. Пошли я и Лагон.

То, что я увидел на месте, где до этого находился штаб, ужаснуло. Здание было полностью разрушено. Вряд ли кто-либо из тех, кто там находился, смог выжить. Наибольшие опасения вызывало то, что в штабе могло оказаться руководство батальона. Если они погибнут, мы все мгновенно превратимся из воинского подразделения в стадо баранов. Не дай Бог, укропы сейчас пойдут на нас. Тогда мы все покойники. Еще возникла мысль, что укроповское командование тоже не лапу сосет. Наверняка узнали про готовящееся наступление и нанесли упреждающий обезглавливающий удар.

Увидев на развалинах комбата, Читу и еще нескольких офицеров штаба, я несколько успокоился. Сварог своими обычными скупыми жестами и словами руководил разбором завалов. Рядом с ним стоял комендант города – колоритная бородатая фигура со странным позывным – Горбик. На руинах уже находилась толпа человек пятьдесят, вынося по цепочке строительный мусор, в который за один миг превратилось это достаточно крупное и крепкое здание. Там же я увидел бойцов с нашего отделения – Итальянца и Фродо. Мы с Лагоном встали к ним в цепочку.

Через час или чуть больше послышались возгласы – под развалинами удалось кого-то обнаружить. Мимо нас пронесли молодую девушку в изодранном окровавленном камуфляже. Пока ее несли к стоящим недалеко машинам «Скорой помощи», работы приостановились, и мне удалось ее рассмотреть. Я узнал ее – встречал несколько раз в штабе и в городе. Довольно симпатичная деваха. Как слышал, за ней пытались приударить очень многие ополченцы. Сейчас она лежала на носилках, не подавая признаков жизни. Изо рта растеклась по щеке и подбородку уже запекшаяся струйка крови. Грудная клетка была неестественно вмята. Видимо, ее придавило тяжелой балкой. Краем глаза увидел, что Фродо отвернулся и отошел немного в сторону от нас. Когда через минуту продолжили работы, я заметил, что глаза у него мокрые от слез. Это было совсем не похоже на того Фродо, который частенько по поводу и без оного сыпал своими глупыми и довольно циничными шутками. Сейчас я узнал его с другой стороны. Я решил, что его цинизм – просто некая маска, которой он, совсем молодой еще парень, пытался закрыться от обрушившихся здесь на него ужасных вещей.