Александр Харыбин - Пятый всадник

Я просто восхитился аналогией с футболом. Удачная находка, ничего не скажешь. Здесь почти все были болельщиками той или иной футбольной команды. Так что, доводы Читы должны до них дойти. Что же касается меня, то я и так старался впитывать как губка все, чему он нас старался научить. Потому что знал – скоро от этого будет зависеть моя жизнь. И жизнь моих товарищей.

Чита, тем временем, собирался заканчивать свою речь. Последние слова он произнес уже почти доброжелательным тоном.

– Ребята, я не знаю, кто тут из вас воевал, и кто где до этого служил. Но, поверьте мне – правильно передвигаться на поле боя никто из вас не умеет. Так что десять минут перекур и продолжаем занятия.

Нытье и ворчание прекратилось. В дальнейшем занятия проходили без подобных эксцессов. Мало того – каждый норовил продемонстрировать перед остальными свое усердие в изучении тактической науки.

На обед отделения направились по своим казармам. После обеда меня подозвал Итальянец.

– Через двадцать минут выдвигайся к штабу. Будешь получать оружие, и принимать присягу.

Перспектива получения оружия сильно обрадовала. На тактических занятиях я, как дурак, бегал без автомата. Ощущение было, будто человек третьего сорта. Казалось, что остальные надо мной втихаря насмехаются, и от этого готов был провалиться сквозь землю. Таких, кроме меня, была еще пара человек.

В штабе расписался за старый АКМ. Взяв в руки, зачем-то погладил цевье и ствольную коробку. Приятная тяжесть оружия согревала душу. Вместе со мной оружие получили человек десять-двенадцать. Как я понял, все – новобранцы, пришедшие в батальон за последние дни. Потом нас построили на площадке перед штабом, где мы должны были принять присягу.

Все время, пока вместе со всеми повторял слова присяги, не мог избавиться от странного ощущения отстраненности. Будто я на самом деле совсем другой человек, сейчас вдруг случайно оказавшийся в теле стоящего в строю. Этот человек с удивлением оглядывался по сторонам, не понимая, как здесь очутился. Мелькнуло чувство, что сейчас это наваждение разом улетучится, а я окажусь в своем настоящем теле. Это продолжалось не больше минуты, на протяжении которой мне с усилием приходилось убеждать себя, что это – реальность. А я – это и есть я.

Теперь пути назад нет. Опять попал в историю. Но сейчас я не воспринимал очередной поворот судьбы, как трагедию. Наоборот, вмиг стало легко от осознания того, что стал частью чего-то большого и важного.

После присяги, уже вечером, разобрав свой автомат и разложив его части на парте, занялся чисткой. Грязи там было выше крыши. Автомат был выпущен в семидесятом году прошлого века, и у меня создалось такое впечатление, что с этого времени не чистился ни разу. Я вооружился приспособлениями, найденными в прикладе, тряпками, маслом, и принялся выковыривать изо всех щелей прочно укоренившуюся там копоть и пыль. Позже ко мне присоединился ополченец Бор.

– Что, совсем грязный? – спросил он. Я кивнул.

Беседовать не хотелось по причине весьма паршивого настроения. Я был зол на то, что мне досталось такое старое и грязное оружие, которое теперь придется, неизвестно еще сколько времени, приводить в порядок. Но не хотелось обижать хорошего человека.

– Тяжело вам, наверное, на тактике? – спросил я, чтобы продемонстрировать участие, вспомнив, как он потел и уставал на занятиях. Собеседник оживился.

– Нет, ничего. Дело наживное. Еще с месяц таких тренировок, и я буду не хуже молодых, – нарочито бодро сказал он и добавил, – вот он – вред сидячей работы. Все мышцы атрофируются.

– А кем вы работали до войны?

– В Донецком госуниверситете преподавал. На историческом факультете. Доцентом был. Хотя, собственно, почему – был? Война закончится – опять вернусь преподавать.

Мне показалось странным, что преподаватель университета, да еще и доцент, сам пошел добровольцем воевать. Я осторожно спросил его об этом.

– Знаете, Олег, – задумчиво произнес он, положив автомат на парту и зачем-то тщательно вытерев руки ветошью, – я именно поэтому и пошел в Ополчение, потому что я историк. Потому что у меня уже не было больше сил смотреть на то, как нацистские выродки искажают нашу историю.

Бор вытер все пальцы, придирчиво осмотрел их и сел на стул. Я пододвинул стул себе и присел перед ним.

– Понимаете, я преподаю уже почти двадцать лет, и все это время вынужден терпеть тот бред, который спускают нам из министерства. Меня не удивит, если завтра они прикажут читать лекции про древних укров – прародителей человечества. Но я не могу учить студентов лжи. Все эти голодоморы, угнетение бедных украинцев со стороны Москвы.