Александр Харыбин - Пятый всадник

– Жил я там два года. Жил и работал. В Вероне, – добавил Итальянец.

Тем временем, мы зашли в каптерку. Мой командир указал на кучу тряпья, сложенного в углу.

– Выбирай. Выберешь – закроешь на ключ и зайдешь в нашу казарму. Я скажу, где постираться, – сунул мне ключ и вышел.

Я начал брезгливо ворошить кучу, пытаясь найти хоть что-нибудь без крови. Это оказалось нереальным. В конце концов, удалось подобрать более или менее чистые штаны и куртку примерно моего размера. Все было немного рваным. Я надеялся, что иголку с ниткой смогу здесь отыскать. Закрыв дверь каптерки, отнес это тряпье в казарму, как назвал помещение учебного класса мой командир отделения.

Придирчиво осмотрев мои трофеи, Итальянец махнул рукой и объяснил, где можно постираться. Еще пообещал подыскать какую-нибудь обувку.

Вечером, когда я уже лежал на принесенном со склада матрасе, а постиранное обмундирование сушилось на веревке прямо в помещении, в класс ввалились бойцы моего отделения, вернувшиеся из наряда.

– Ни фига себе! Это что за хрень? – раздался возмущенный возглас, принадлежавший невысокого роста щупленькому персонажу лет двадцать пяти. Его жест указывал на развешенный посреди комнаты мой камуфляж.

– Фродо, остынь! – оборвал его Итальянец, находившийся в этот момент в классе, – это наш новенький укроповское шмотье себе постирал.

Я встал с матраса, ожидая, когда меня начнут представлять.

– А чего он его в комнате развесил? – никак не унимался этот Фродо.

Зашевелилось подозрение, что с этим товарищем нормальный контакт может не получиться. Вмиг всплыл в памяти случай шестилетней давности в серпуховской больнице. Как бы не повторилось тут нечто подобное. Только здесь все может быть на порядок хуже – как-никак, война, у людей в руках оружие.

– Слушай, Фродо, заткнись, – опять вступился за меня мой командир отделения, – он чего – на улице должен вешать? А если сопрут? В чем он тогда завтра на занятия пойдет? И, вообще, по тревоге могут в любой момент поднять. Человек сюда ехал, а его обчистили по дороге, все, что было, отжали. Он же не будет в этом вот воевать.

Итальянец кивнул в мою сторону.

Фродо пробурчал под нос что-то примирительное. Тем временем, остальные вошедшие обтекали его с обеих сторон, направляясь ко мне. Их, включая Фродо, всего было пять человек. По очереди они подходили ко мне, протягивая руку и называя позывной. Некоторые к позывному добавляли имя. Последним подошел Фродо. Со слегка смущенной улыбкой он протянул свою ладонь.

– Фродо. Но друзья обычно зовут меня выпить, – он расплылся в улыбке, довольный своей шуткой.

Шутка была довольно глупой, но от неожиданности я громко расхохотался. Остальные поддержали. По сердцу разлилось ощущение радости от того, что так удачно получилось разрядить возникшее напряжение.

Ожидая бойцов своего отделения я немного волновался. Меня мучили предчувствия, что отношение ко мне будет как со стороны «стариков» к молодому солдату в армии. Но эти опасения, к счастью, оказались напрасными. Наоборот, все относились ко мне с подчеркнутым вниманием и желанием помочь. Создалось ощущение, что я принят в семью, где все являются друг другу братьями. Братьями по оружию.

За окнами темнело. С электричеством здесь были проблемы – свет в помещении не зажигался. Народ стал устраиваться по своим матрасам. Я свернул брюки и рубашку в некое подобие подушки и, укрывшись армейским одеялом, приготовился спать.

Голова казалась абсолютно пустой. Я настолько устал, что не хотел думать ни о Профессоре, ни о террористах. Даже о Катерине не хотелось думать. Воспоминания о ней, мысли о том, что с ней может случиться после смерти Профессора и Германа, вызывали такую опустошенность, что просто не мог позволить себе сейчас тратить на это душевные силы. Я запретил себе представлять её. Так, как когда-то полностью дистанцировался от мыслей о смерти Машуни. Иногда проще отключить в себе эмоции. Чтобы не повеситься от чувства безысходности.

– Олег, – раздался тихий голос с соседнего матраса.

Там лежал ополченец Берег, которого звали, как и Фродо, тоже Дмитрий.

– Да? – отозвался я также вполголоса.

– Ты зря укроповское барахло взял.

– А что такое?

– У нас никто его не берет. Считается, что с убитого носить – плохая примета.

– Фигня, прорвемся, – ответил я.

Хотел еще добавить, что ни в какие приметы не верю, но веки уже слипались от усталости. Мой собеседник промолчал.