Александр Харыбин - Пятый всадник

– Тьфу ты, блин, выродки! – выругался Особист, плюхнувшись в водительское кресло, – ладно, все, поехали!

Он завел двигатель и тронулся.

И тут до меня дошло, что я поеду в его машине, а мой «Лексус» останется здесь.

– А «Лексус»? – с паническими нотками в голосе спросил я.

– Что – «Лексус»?

– Мой «Лексус» здесь останется?

Лицо Особиста помрачнело.

– Слушай, Олег! Забудь про свою машину. Понял? Ее реквизировали. Все, забудь. Радуйся, что вытащили тебя из этого дерьма. После победы я тебе такой же подарю. Или вот этот «Прадик», – он похлопал ладонью по рулю.

«Лексус» было жалко. Я к нему уже привык.

– Они еще и деньги у меня реквизировали, – сам не зная, зачем, сказал я.

– Сколько?

– Больше тридцатки.

– Чего тридцатки?

– Рублей, не баксов же.

– Ну, могли же быть и гривны.

– Да, нет. Рубли.

– Вот, ублюдки, – опять выругался Особист, – скоты вонючие. Вот такие уроды и позорят Ополчение.

Выругавшись вдоволь, он успокоился. Я решил вставить свои мысли касательно этих ополченцев в поселке.

– Если украинская армия попрет на этот поселок, они все просто разбегутся. Это просто сброд, и на посту они спят.

Особист выслушал меня, нахмурив брови.

– Почему ты так решил?

– Что решил?

– Что они на посту спят.

Ага, значит то, что разбегутся, само собой разумеется. Я рассказал историю своего задержания. Если бы эти придурки не спали, то остановили бы меня еще на подъезде к блок-посту. Выслушав, Особист довольно долго молчал. Мне оказалось, что ему просто сейчас стыдно перед гостем за своих, если так можно выразиться, братьев по оружию.

– Этот район сейчас не имеет стратегического значения. Укропы сюда в ближайшее время вряд ли сунутся. У них сейчас в других местах проблем хватает.

Возможно, так оно и было – ему виднее. Но то, что люди, которые должны защищать народ, занимаются банальным мародерством – это в корне неправильно. Мародер никогда не пойдет умирать за Родину, потому что у него совсем другие интересы и цели. И они, мало того, что развращают нормальных людей, так еще и Ополчение дискредитируют. Если им сейчас в этой их дыре делать нечего, то могли бы заняться боевой подготовкой. А Атамана их вообще к стенке надо поставить, так как он и есть самый первый мародер. Остальные только пример с него берут.

Как, спрашивается, люди будут отдавать на передовой жизнь за Родину, если будут знать, что у них за спиной в тылу жируют вот такие ублюдки? Тут я вспомнил слова Профессора о бандах мародеров, которые будут повсеместно орудовать после Апокалипсиса, и понял – да, здесь он был абсолютно прав.

Все эти мысли, разумеется, за исключением Апокалипсиса, я высказал своему собеседнику. Он не ответил мне сразу. Я уже перепугался, что он обиделся и теперь вообще разговаривать со мной не станет. Но потом Особист разжал плотно сжатые губы и медленно, с болью в голосе, произнес:

– Ты прав. Как бы ни было больно это осознавать, но ты прав.

Помолчал еще с минуту и, наконец, снова заговорил.

– Мы обязательно наведем здесь порядок. И не только здесь. Везде. Просто сейчас на это нет сил. Чтобы привести это стадо к нормальному бою, нужна настоящая войсковая операция. А сейчас все боеспособные части сражаются с врагом на фронте. Ничего, сначала разобьем укропов, а потом и этой мразью займемся.

– Я думаю, пока эта мразь сидит в тылу за спинами тех, кто воюет, укропов вам разбить не получится. Они подрывают боевой дух, а это самое страшное.

Особист посмотрел на меня долгим странным взглядом. Потом вдруг довольно резко затормозил и вырулил на обочину.

– МЫ укропов разобьем, а вот ВЫ можете шагать дальше куда хотите. Твои документы на заднем сиденье. Все. Шагай.

Я был поражен произошедшей переменой, не понимая, отчего это произошло.

– Куда шагать?

– Куда хочешь!

– Но мы же договорились, что вы привезете меня к ополченцам.

Особист еще раз посмотрел на меня, теперь уже более доброжелательно.

– Послушай, ты сказал мне, что хочешь вступить в Ополчение. Так?

– Да.

– А вот только что ты продемонстрировал, что совершенно не отождествляешь себя с Ополчением.

– Почему?

– Ты сказал – «ВЫ не разобьете», – он сделал ударение на слове «вы». – А не «МЫ не разобьем».

Я понял свою ошибку и тут же поспешил исправить.

– Да, виноват. Еще не успел до конца почувствовать себя ополченцем. Для этого нужно время.

– Слушай, Олег. Я серьезно говорю. В Ополчении много разных людей. И у них разные мотивы. Кто-то пришел, потому что не хочет, чтобы его и его детей заставляли говорить по-украински. Кто-то мстит за убитых родных и близких. Понимаешь? Есть люди, которые мечтают о возрождении Великой России в границах СССР. Но у всех у них есть идея. Потому что только за идею можно отдать свою жизнь. Да, у нас есть люди, которые хотят в Россию, банально потому, что там зарплаты выше. Но они не на передовой, а, в основном, в таких вот бандах, которую ты видел. А те, которые пришли, потому что их потянуло на военную романтику, на передовой обычно долго не задерживаются. Бегут после первого же боя с полными штанами. Нам нужны умные и образованные ребята, чтобы сначала победить врага, а затем, после победы, строить мирную жизнь. Я хорошо разбираюсь в людях. Мне кажется, что через месяц боев из тебя получится толковый командир.