Александр Харыбин - Пятый всадник

И тут я решился задать вопрос, который весь последний месяц вертелся на языке. Я ожидал, что рано или поздно Профессор спросит меня про неслужебные отношения с Катериной и полагал, что лучше его в этом опередить, чтобы не быть оправдывающейся стороной. Но никак не находил в себе достаточно решительности, все время уговаривая себя, что сейчас не тот момент. Мне показалось, что именно сейчас, когда сам Профессор настолько со мной откровенен, такой момент настал.

– Сергей Александрович, – начал я, – тут такая ситуация возникла. У нас с Катериной сложились определенные отношения. Не связанные с работой.

Лицо Профессора расплылось в широкой улыбке. В глазах замелькали веселые искорки.

– Да? – протянул он насмешливо, – очень интересно. А с чем, позвольте полюбопытствовать, связанные?

Он точно издевался. При этом был очевиден доброжелательный настрой. Значит, он так шутит. И еще. Мне показалось…, нет, я на все сто был уверен, что сказанное мною не являлось для него новостью. Значит, доброжелатели уже успели доложить. Кто? Комендант? Или какой-нибудь тайный агент?

– Что ж, – лицо Профессора приняло серьезное выражение, – Катюша девочка хорошая, умная. Главное, чтобы дело не страдало. Так что мог бы у меня ничего не спрашивать.

Но по его виду было понятно, что он очень доволен тем, что я спросил. До этого разговора я боялся возможных осложнений по этому вопросу, и был рад, что все решилось как нельзя лучше. Вообще, прислушиваясь к себе, я сам иногда пытался понять – как оцениваю свои отношения с Катериной. Да, иногда они тяготили меня, вызывая тревожное чувство вины и мешали душевному равновесию. С другой стороны, я уже настолько привык к ее ежевечерним визитам ко мне, что не представлял свою жизнь на Базе без них. Я часто замечал, что иногда, не дождавшись ее вечером, сам шел к ней в гости. Но, поневоле, я сравнивал мое отношение к Катерине с тем, что испытывал к Машуне. С Катериной было по-другому. Это была не любовь. Скорее, привязанность и боязнь сделать человеку больно.

Профессор расспросил меня о ходе работ по остальным проектам. Я доложил. Все укладывалось в график.

Профессор не пошел, как раньше, по лабораториям, а довольствовался моим докладом. Значит, доверяет. Выслушав, хлопнул по плечу, пожелал удачи и распрощался. Я подумал, что мне сейчас не удача нужна, а чтобы в сутках было часов тридцать. Последние недели две я мечтал поспать хотя бы шесть часов.

28

На Базе все пошло своим чередом. Визиты Профессора стали довольно редки. Основное общение происходило по электронке. Но что такое электронная почта? Разве несколько строчек смогут заменить настоящий разговор? Мне уже стало не хватать бесед с ним про судьбы человечества.

Однажды зимой пришлось рассказать Катерине свою историю. Я ко всем этим событиям уже относился, как к чему-то бесконечно далекому, произошедшему в другой жизни, или, скорее, просто прочитанному в художественном романе.

В один из редких относительно свободных вечеров мы сидели на кровати у нее в комнате и смотрели на компьютере кино. Вообще, от просмотра фильмов я давно уже не получал никакого удовольствия, но, зная, что Катерина любит смотреть на картинки из чужой жизни, составлял ей компанию.

Откинувшись назад, я делал вид, что слежу за происходящим на экране, на самом деле обдумывая способы решения очередной проблемы. Катерина смотрела фильм, машинально поглаживая меня рукой по плечу и груди. И вдруг, резко отстранившись, нажала на паузу и спросила обиженным тоном:

– Олег, а почему ты такой неласковый? Тебе не приходило в голову, что ты можешь первым обнять меня. Или, например, сказать, что ты меня любишь?

Я и сам часто ловил себя на мысли, что мне приходится делать над собой усилие, чтобы ее приласкать или поцеловать. Часто задумывался над причиной этого, но так и не мог найти ответа. Может, мне тяжело было обманывать ее чувства? Ведь обман не обязательно должен выражаться в словах. Или из-за того, что до сих пор не могу забыть свою Машуню? Так или иначе, но эти переживания сильно портили мне жизнь, довлея постоянным чувством вины. Я понял, что должен дать вразумительное объяснение бедной девушке. Тогда она, если повезет, перестанет страдать. Или я перестану. В общем, я рассказал ей о своих приключениях. Рассказывал долго. Когда закончил, взглянул на свою слушательницу. Ее и без того большие, а сейчас просто огромные глаза смотрели на меня с состраданием. Она долго молчала, видимо, не в силах подобрать подходящие слова, потом нежно погладив меня по голове, тихо произнесла: