laventadorn - Вернись и полюби меня (Come Once Again and Love Me)

— Я долго откладывала эту беседу по целому ряду причин — не буду утомлять нас обоих их перечислением, — начала она медленно. Разумеется, допытываться Северус никогда не станет — приличным детям это не положено. — Но сейчас ты уже достаточно взрослый — даже более, чем достаточно. Надеюсь, что-то из сказанного даже осядет у тебя в голове.

Северус молча выжидал. Матери повезло даже больше, чем она предполагала: сейчас все разумные аргументы осядут у него в голове куда более охотно, чем в шестнадцать. Он уже не такой идиот, каким был тогда — хотя бы в некоторых аспектах.

— Прошлым летом, — сказала она задумчиво, — когда ты постоянно прятался у себя в комнате, выглядел так, словно у тебя сердце разбилось, и больше не произносил имя той девочки, я подумала, что это уже случилось.

— Это? — переспросил Северус.

Ответный взгляд его матери к дальнейшим расспросам не располагал.

— Буду весьма признательна, если ты не станешь меня перебивать, — отчеканила она таким голосом, что даже огню в камине захотелось бы съежиться. — Полагаю, я достаточно разумна, чтобы объяснить свою мысль без чужих подсказок.

Северус решил, что лучше всего совершенно заткнуться и даже не извиняться. Сильнее она не рассердилась — значит, угадал он верно.

— С того самого момента, как я встретила эту девочку, — продолжала мать, снова расслабляясь до задумчивого тона (ну да, если только "удостоить миссис Эванс недоверчивым взглядом вместо рукопожатия" можно обозвать "встречей с Лили"...), — я знала, что она разобьет тебе сердце.

Северус почувствовал, как от упомянутого органа по венам начал расползаться лед — точно сосульки по проводам на линиях электропередачи.

— Такова обычно участь подобных нам, — продолжала мать. Голос ее становился все более далеким и бесстрастным — окклюменция словно осушала все ее эмоции, отводя их в глубокую темную воронку. — Особенно когда мы сталкиваемся с теми, кого все любят. Ты же не посмеешь отрицать, что ее превозносит пол-Хогвартса слепых обожателей?

Хотя Северус ни за что не согласился бы с тем, что превозносить ее могут только слепцы, с одним он спорить не мог: Лили действительно всегда восхищались. Иногда — почти всегда — это ее напрягало, и Северус не одно десятилетие не мог уразуметь, почему. Неужели она предпочла бы, чтобы ее ненавидели, презирали или же не замечали? Неужели популярные люди действительно верят, что автоматическая враждебность хоть в чем-то менее поверхностна, чем автоматическая симпатия?

Он довольствовался коротким:

— Да. Лили действительно популярна.

— Почему? — спросила мать — так, словно сама прекрасно знала ответ, но хотела выяснить, знает ли его он.

Потому что Лили само совершенство — хотя, конечно же, не поэтому. Потому что они считали ее совершенством во всех тех аспектах, которые имели для них значение. Хорошенькая, талантливая, жизнерадостная — она прекрасно соответствовала их ожиданиям. Они ничего не знали о ее взрывном темпераменте — что она способна больно уязвить, дай только повод, и свято уверена в собственной непогрешимости, а еще — упертая и безнадежно наивная, потому что слепо верит другим на слово. Они не знали, что Северус давал ей свои записи по зельям — всегда, с самого первого дня; Слагхорн приписывал все заслуги ей одной, и Лили лишь неуверенно пыталась его переубедить — настолько довольной и одновременно виноватой она себя при этом чувствовала. Не знали они и о том, что, хотя некоторые ее идеи в области трансфигурации были и впрямь блестящими, порой она допускала грубейшие промахи. Они и понятия не имели, что она была нерешительна, порой откровенно ленилась — особенно когда речь шла о каком-нибудь соревновании — и о том, что несмотря на всю свою любовь к магии, Лили предпочитала мир магглов — его кинотеатры, его невозможную живопись, а еще поезда и самолеты, потому что по пути любила видеть, куда едет. Им бы и в страшном сне не приснилось, что иногда она чувствует себя лишь бледной фикцией, имитацией настоящей волшебницы, которая не заслуживает ни популярности, ни чужой любви...

...а потом он разинул рот и проорал свое "грязнокровка" прямо на глазах у толпы человек в пятьдесят. Неудивительно, что она настолько рассердилась, что больше не захотела с ним общаться. Сам того не желая, он ударил прямо по живому, вытащил наружу все ее комплексы и угодил в ту болевую точку, которую она прятала ото всех, кроме него. По крайней мере, на тот момент прятала. Конечно, потом она все рассказала Поттеру, поделилась с ним всем — как тем, что когда-то предназначалось только для Северуса, так и тем, что никогда ему не достанется...