laventadorn - Вернись и полюби меня (Come Once Again and Love Me)

— Сев, ты же не возражаешь, что я привела с собой Ремуса? Блэк и... Поттер, — она запнулась на этом имени, и Северус почувствовал, как сжимаются его пальцы — на волшебной палочке, на записной книжке, — как раз устраивают какой-то салют — судя по тому, что мы слышали, когда проходили мимо — а Ремус сейчас вырубится. Как и я.

И с этими словами она положила голову Северусу на колени. От шока он едва не подпрыгнул до потолка — еле удержался, чтобы не уронить ее на пол; чтобы как-то отвлечься, уставился на Люпина, который был явно столь же ошарашен таким приступом внезапного безумия.

— Марш на сиденье! И прекрати запускать сюда чертов сквозняк! — рявкнул Северус, и Люпин повиновался с тем же проворством, что и остальные студенты: почти что влетел в купе и приземлился на свободный диванчик напротив — и только тогда моргнул, словно не мог сообразить, как именно туда попал. Будь Северус в силах сосредоточиться — он бы наверняка ухмыльнулся, но по коленям у него рассыпались темно-рыжие волосы Лили, и от этого зрелища все его мысли хором объявили выходной.

— Сев, — пробормотала полусонная Лили, — тебе надо больше есть. Ты слишком костлявый...

— Тогда найди себе другую подушку, — сказал он, но махнул волшебной палочкой в сторону стоявшего наверху сундука — крышка распахнулась, и выскользнувшая из-под нее школьная мантия спланировала вниз. Северус сложил ее и заставил Лили приподнять голову, чтобы подсунуть туда получившийся кривой четырехугольник; к тому же — или даже в первую очередь? — такая подушка позволила бы утаить определенные... постыдные реакции. Конечно, он мог сослаться на то, что семнадцатилетнее тело — это ад кромешный, но подозревал, что сделал бы своему самообладанию незаслуженный комплимент, если бы предположил, что дело тут в одном только возрасте.

Решив эту проблему, Северус пришел в подходящее расположение духа, чтобы как следует запугать Люпина — весь в испарине, тот казался ослабевшим и настолько растерянным, насколько полудохлый оборотень вообще способен растеряться.

— В чем дело, Люпин? — поинтересовался Северус, сощурившись для пущего эффекта. — Тебе тоже нужна подушка?

На влажном лбу выступили новые бисеринки пота — Северус наслаждался этим зрелищем. Невозмутимее взрослого Люпина был только Альбус. Невозможная сволочь. То есть сволочи.

— Мне и так неплохо, — сказал Люпин, вполне сносно имитируя нормальную интонацию.

Лили, похоже, уже спала. У Северуса сердце ушло в пятки — спасли только шпионские навыки — когда она вдруг взяла его за руку, заставляя коснуться ее волос. Он мог только смотреть — на то, как его ладонь покоится на шелковистых мягких локонах, а пальцы легонько трогают лоб, теплый, но не лихорадочно горячий.

Северус перевел взгляд на противоположное сиденье. Он слишком обомлел, чтобы съязвить, или презрительно фыркнуть, или придумать что-то обидное — чтобы сделать что угодно, кроме как просто уставиться на Люпина. Тот был по-прежнему покрыт испариной, но из растерянного и слегка напуганного стал задумчивым. Будь на его месте кто-то еще, Северус решил бы, что тот что-то просчитывает.

— Ложись, Люпин, пока совсем не отрубился. Я ничего тебе не сделаю... скорее всего.

— Я бы все равно все проспал, — очень медленно он залез на сиденье с ногами и все так же медленно откинулся назад, то и дело морщась от боли. Опустившись наконец на диванчик, он весь обмяк, словно растекся по обивке. Северус узнал этот вздох: так бывает, когда боль бесконечна, и ты забываешь, что это такое — больше ее не испытывать, и все, на что ты можешь надеяться — недолгое облегчение, мгновение, когда она не так сильна, как во все остальное время.

Под ладонью Северуса Лили что-то пробормотала, глубже зарылась в свою подушку и подсунула руку под голову, пряча ладонь в складках ткани. Он провел пальцами по ее волосам, не мешая мелким прядкам забиваться под ногти; Лили довольно вздохнула, словно так же расслабилась на его жестких коленях, как Люпин — на мягком диване.

Северус за ним наблюдал — поначалу исподтишка, потом перестал таиться, когда осознал, что тот все равно ничего не замечает. Оказывается, превращения уже в то время давались оборотню весьма нелегко; Северус не припоминал ничего подобного... должно быть, потому, что не стремился сокращать дистанцию, как в прямом, так и в переносном смысле слова. Да и вообще плевать хотел на Люпина — тот был одним из них , и как бы этот поганый оборотень ни страдал, ничего иного он не заслуживал.