Олег Фролов - Хроники Тиа-ра - битва за Огненный остров

– Мужской нож, я тебе говорил. Есть такой у мужчины каждого на островах закатных.

– У Бхад-ра был почти такой же, – хмуро согласился я. – Но я спрашиваю о другом. На нем была кровь…

– Кровь? – переспрашивает Кир-ра.

– Да. На твоем ноже – следы крови.

– Вероятно, это показалось вам убедительным доказательством, – хмуро усмехнулся он.

– Ну, знаешь…

– Я понимаю.

Замолчал, посмотрел куда-то в сторону. А потом вдруг начал раздеваться, не спеша развязывая нагрудные ремни хартунга один за другим. Медленно и вдумчиво.

– Что ты делаешь? – говорю и зачем-то отступаю на шаг.

Он не отвечает, а просто продолжает освобождать себя от ремней. Поясные и набедренные не трогает – только те, что на груди и плечах. А потом одним движением высвобождает себя от верхней половины хартунга. Тот свисает вниз грязной скомканной тряпкой, удерживаемый лишь на поясе.

От отвращения я отшатываюсь еще сильнее.

Его торс покрыт шрамами – тонкими вертикальными разрезами от плеч и шеи до живота. Некоторые из них ровные и аккуратные, другие похожи на случайные резаные раны. Много шрамов старых, побелевших со временем. Они выделяются на его темной коже, как проблески света в щелях дощатого забора.

Но много и свежих разрезов. Один – прямо посредине, от гортани и почти до пупка, воспаленный, заживает плохо и неправильно.

Такие же шрамы – на плечах, но короткие.

– Что это? – только и могу произнести.

– Режу себя сам, – звучит как одно слово. Может, это и было одно слово.

– Зачем?

– Боль очищает.

– Очищает от того… Что ты сделал на Солнечном острове?

– От всего, – мрачно отвечает Кир-ра. Отвечает и одевается. Набрасывает на себя верхнюю часть хартунга и небрежно перевязывает ее ремнями.

– Может, есть способы менее опасные?

– Может, и есть. Но каждый справляется с прошлым так, как умеет.

И все же мы не знаем о Кир-ра всего действительно важного. Все-таки не знаем.

Некоторое время мы молчим. Я просто смотрю, как он одевается – не знаю, на чем еще остановить свой взгляд.

– Почему ты не рассказал раньше? – наконец-то спрашиваю.

– А ты бы рассказал?

– Ладно, – соглашаюсь. – Как скажешь.

Ужасные шрамы уже скрыты под одеждой, и я чувствую облегчение.

– Кстати, – прервал я неприятный разговор, – как же тебя называть теперь – Кир-ра или Буду-ра?

– Я – Кир-ра. Буду-ра нет больше. Жизнь другая так жизнь другая.

– Договорились, – улыбнулся я. – Мне так намного проще.

Ему нужно отдохнуть, и мы попрощались. Шагая все еще неуверенно, как во время сильных бурь, Кир-ра удалился.

А я… Я чувствую себя лучше. Чувствую себя странно, шокирован и смущен новой порцией глубоко личных тайн Кир-ра, но лучше. Один за другим на загадки находились ответы, а отношения – распутывались. И очень хотелось верить, что таким же образом в ближайшее время распутается еще один клубок отношений – самый важный для меня. Очень хотелось верить.

К вечеру выяснилось, что вероломное лишение жизни Сог-ра, – еще не все, что хотел и мог сделать Бхад-ра сегодня. Сбросив в Ничто законника, а вместе с ним – и послание жителям Белого острова, предатель уговорил их поднять в воздух все три механические птицы. Предлогом была возможность вооружить их на Огненном острове – видимо, под видом жеста доброй воли с нашей стороны. План был прост, но эффективен: почти сразу после взлета группа была бы атакована несколькими храмовыми птицами и полностью уничтожена. Конечно, за исключением самого Бхад-ра, которому бы наверняка удалось сымитировать бегство.

Если бы эта задумка была воплощена в жизнь, эффект был бы ужасающим: люди Белого острова не только лишились бы всех своих летающих машин, но и наверняка потеряли бы доверие к своим новым союзникам. К нам самим. Потеряли бы волю к борьбе и возможность бороться.

Впрочем, в этот раз нам снова повезло. Из-за того, что я банально проспал назначенное время вылета, храмовые птицы не дождались своей цели. Пару солнечных шагов они покружили на запредельной высоте, после чего израсходовали заряд силовых спиралей и отправились домой. А передать на Храмовый остров корректировку планов Бхад-ра, конечно, уже не мог и не успел.

Уже ночью, рассматривая далекие огни на черном полотне ночного неба, я думал: почему он все-таки не лишил жизни меня? Ведь мог. И мог не раз.

Наверное, я уже никогда об этом не узнаю.

37. Мы – бабочки в клетках

В тот день, когда наш остров подвергся нападению множества храмовых птиц, и ужасающие машины поливали землю огнем, я не боялся лишиться жизни. Я был почти что уверен, что это произойдет, а надежда на то, что мы сможем победить, казалась ничтожной. Безысходность порождает бесстрашие. Бесстрашие, скрещенное со злостью, сделало меня тогда действительно опасным противником, и это стоило жизни многим храмовым наездникам.