Джеймс Черный - Между мгновениями

- Завтра утром мы встретимся, - протянул нам руку глаженый господин,

с утра, я слышал, Исайя будет занят. Телевизионщики должны брать у него интервью. И меня тоже пригласили.

- О чём интервью?

- О русско-японской войне.

- О чём!?

- Вру я - врёт телевидение.

- И часто врёт?

- У телевидения есть два недуга: с одним столкнёшься, когда увидишь передачу про себя или про то, что прекрасно знаешь сам и убеждаешься правдивая ложь, как у Шварцнегера.* Второй недуг - они никогда не делают передачу о тебе, если даже продержат тебя перед камерой сутки. Режиссёр, ведущий выпендриваются и всегда делают передачу о себе, особенно ведущие - эти заложники собственных амбиций и налётов в кассу за гонораром с гонором

наперевес.

- А как же с неподкупностью?

- Её покупают в Голливуде за десять миллионов. Дуглас или Аль Пачино

__________________________

Григорий Богров - Григорий Исаакович Богров(1825 - 1885), писатель, автор "Записок еврея". Вот характерный отрывок из романа:" Быть евреем - самое тяжкое преступление; это вина ничем не искупимая; это пятно ничем не смываемое; это клеймо..." Г. Богров. Собрание сочинений, т.1, Одесса, 1912г.

Быть евреем и желание им не быть - гамлетовская раздвоенность в галуте. Один из главных лейтмотивов романа: "Не родись евреем", стал путеводной нитью многих евреев, а по сути выкрестов, при любой власти.

правдивая ложь - название фильма "Правдивая ложь" с участием Шварцнегера.

сыграют любую неподкупность и примут смерть за святые ценности, а в жизни журналисты продаются за сто долларов или пучок страха.

Мужик неопровержим.* Пока сосед Исайи надувал щёки от своей свободы самовыражения, спина моя мне доложила: Казимир исчез. Я оглянулся и увидел Казимира метрах в пятидесяти, на углу улицы. Но он не мог так быстро ни добежать, ни тем более, дойти. Неужели маска подняла его, и он полетел?

Не попрощавшись с судьей логоса, я сел в машину и пустился за Казимиром. Но тут меня догнал утренний полицейский на мотоцикле. Он что-то кричал мне. Может быть, он жаловался, что из-за нас его понизили в звании и пересадили с машины на таратайку?

- Садись! - кричал я исчезающему другу.

Он нехотя, ничком осел на заднее сидение. О чём думал сейчас Казимир? Ёрничать мне больше не хотелось и я закурил.

- Ты знаешь, о чём я вспомнил, - Казимир потянулся за своей фляжкой, - был у меня друг. Не крал, не интриговал. И не был трусом. Доверчив был, как щенок. Славы добился неимоверной, но ее стеснялся и успехом своим не умел распорядиться. Поведения он был странного. С женой прожил лет тридцать и не развёлся, и любил её, и все видели их откровенные ласки и сумасшедшие глаза. С демократами не якшался. Тусовки ненавидел. Начитался в детстве книг. Они отравили его, и он всю жизнь прожил ребенком. Дома у него всегда кто-то жил. Многие с надломанными судьбами. Он всегда кого-то защищал, ссужал деньгами. Писал пьесы о себе. В театре над его героями, такими же нелепыми, как он, плакали. А над ним подтрунивали, подсмеивались. Говорили - он притворяется. И в жизни, и на сцене. Придёт время: и хапнет, и разведётся, и за дачным забором спрячется. И никто в этом не сомневался. Мол, время его не пришло, а он взял да умер. И никто не дождался торжества своей веры и его позора. На похороны собралась уйма народа. Все ждали, когда закопают их укор. Говорили хорошие слова, проникновенные речи. Все его цитировали, но продолжали в душе ему не верить, даже мёртвому.

Дома весь вечер мы с Казимиром как будто сговорились: об Исайе ни слова. Придёт утро и всё прояснится.

- Иди спать, Казимир, уже третья ночь мистических небылиц. Не хватит ли тебе?

Я сам хотел остаться один и привести мысли в порядок:

- Брось своё молоко. Лучшее лекарство от бессонницы - стакан виски.

Я налил большой бокал до краёв. Казимир уставился на дрожащую поверхность снотворного и последовал моему совету.

Ночью сломался хамсин.* Налетел ветер. Пригнал обожжённые луной тучи. У нас в Гило, на макушке Иерусалима, облака живут среди домов. Одно из них зацепилось за окно, где спал Казимир и мокрой ватой проникло в спальню. И во сне старуха не давала ему покоя. Я пришёл укрыть Казимира. Он вскрикнул и повернул ко мне лицо. Славянин Казимир внешне был полной моей противоположностью. Я присмотрелся и обомлел. На меня смотрел я. Лицо чужое, а всё моё - как будто в зеркало смотрел. - Может так подействовало на него переливание моей крови, - моя голова стала пропадать в хаосе бессознательного, - какая кровь? Да та, моя еврейская кровь, что кипела, кипела, да перекипела. А как она попала к Казимиру и пропала у меня? Он что: