Олесь Донченко - Лукия

— Не трогайте ее, это Лукия-столпница. Она будет жить на столпе, пока столп не сгниет под нею...

А может быть, лучше поступить так, как святой Иоанн: зарыть себя но пояс в землю? Девочки прибегут позвать ее играть в кошки-мышки, а Лукия им ответит:

— Разве не видите, что я сама себя в землю закопала?

— Ты что это, с ума сошла? — испугается Оленька. Да так ее за нос хватит, что даже слезы выступят.

— Ну-гляди же, — погрозит ей Лукия, — вот стану святой! Вырву тебе тогда твои космы!

«А кто же меня тогда кормить будет? — думает девочка. — Может, матушка Раиса? Как бы не так! Она кусочка хлеба не принесет, скажет: «Ты лентяйка, фараонка, из земли торчишь, ничего не делаешь, а я тебе должна еду носить!»»

Вздохнув, Лукия признается, что, наверно, матушка Раиса действительно имеет основание так сказать...

За окном расцветает весна. Во дворе приюта стоит черешня в цвету. Пригретые теплом весеннего солнца, гудят пчелы. С далеких неведомых полей, из лиловых лесов во двор приюта залетает шаловливый ветерок. А девочки сидят в душной комнате. С каждой минутой в корзине вырастает куча мягкого пера. Двадцать пар детских рук работают быстро, сноровисто. Поспеть бы ко «дню ангела» старой графини, ей надо приготовить в подарок две мягкие теплые перины.

Ой, до чего же ноет спина. А ноги совсем занемели — подняться бы, вскочить на подоконник, распахнуть окно. Выбежать во двор, стать под цветущую черешню, прищуриться и слушать тонкое жужжание пчел.

Лукия не в силах совладать с собою. Она бросила быстрый взгляд на дверь — матушки Раисы нет» Девочка вскочила, кинулась к окну, мигом поднялась на подоконник и открыла форточку. В лицо ударил теплый игривый ветерок...

Матушка Раиса не позволяла окна открывать — надо на перо смотреть, а не во двор глядеть. Знает она своих воспитанниц: влетит пчела, тогда все, забыв о работе, только на нее и будут смотреть. Но открытой форточки матушка Раиса даже не заметит. Мгновение — и Лукия уже сидит в кругу своих подруг.

Но тут произошло совершенно непредвиденное. Вдруг куча нащипанных перьев вихрем поднялась из корзины, разлетелась по всей комнате. Девочки ахнули. Глядели испуганными глазами на дверь — что-то теперь будет?

Матушка Раиса словно почувствовала, что произошла какая-то неприятность, и быстро вошла в комнату. Перья еще кружились под потолком, медленно оседая на пол, на карнизы, на печку...

— Кто открыл форточку? — едва сдерживая себя, спросила ледяным голосом матушка Раиса.

Девочки молчали.

— Кто открыл форточку? — повторила воспитательница. Ее губы дрожали. Даже волосатая бородавка на подбородке, как казалось Лукии, с каждым мгновением все больше увеличивалась и шевелилась, точно живой омерзительный паук.

— Ты открыла? — крикнула матушка Раиса. — Ты?

Костлявый кулак матушки обрушился на голову первой подвернувшейся ей под руку девочки.

Лукия вскочила с места.

— Не бейте! Это я! Я открыла! ,

Казалось, матушка Раиса даже остолбенела в первое мгновение.

— Ты? Святоша? Жития святых читаешь! Ах ты фараонка!..

Она медленно успокаивалась, привычно дергая пальцами четки. Но в зрачках не погасали зловещие зеленые огоньки, которых больше всего всегда боялась Лукия.

Матушка Раиса еще раз посмотрела на развеянные перья и почти шепотом процедила:

— Сегодня ляжешь спать на отдельную кровать.

У Лукии побелели и задрожали губы. Расширенными, круглыми от испуга глазами она смотрела на свою воспитательницу.

Десять кроватей стоят в комнате тесно, одна к другой. На каждой из них спят по две воспитанницы. Одиннадцатая кровать стоит отдельно, в дальнем углу комнаты. На ней постоянно никто не спит,

Лукия хорошо знала, что это значит — лечь в отдельную кровать. Это считалось наиболее тяжким наказанием в приюте. Это было безмерно страшнее нескончаемых поцелуев бороды бога, страшнее самой трудной работы, даже голода.

Ночью, когда все уже спали, матушка Раиса подходила к отдельной, одиннадцатой, кровати, тихонечко сбрасывала одеяло с очередной «преступницы». Просвистев в воздухе, лозина вдруг огнем обжигала сонную девочку. Летом лозину заменял пучок свежей крапивы, и утром жертва матушки Раисы подымалась с постели вся в пузырях, которые покрывали тело.

Случалось, что «преступница», уложенная в отдельную кровать, всю ночь не могла заснуть, с ужасом ожидая наказания. Но очень часто матушка Раиса не приходила в первую ночь. Не приходила и во вторую. Только на третью ночь, когда крепкий сон одолевал девочку, в ее тело впивалась гибкая свистящая лозина.