На берегах - Меркулов Олег - На двух берегах

- У них по две руки. Иначе как бы они держали? А нам не потолок держать.

- У тебя пока тоже, - Милочка пыхнула раз, другой, докуривая.

- - А нам не потолок держать, - досказал он свою мысль. - Сколько еще фрицев?

Санитары между тем быстро и аккуратно помыли полы, сестра в операционной принесла свежайший халат, Милочка всунула в него руки, сестра плотно завязала завязки сзади и на запястьях, надела на Милочку глубокую шапочку, подоткнула под ее края волосы Милочки и держала наготове маску, ожидая, когда Милочка докурит.

Милочка выплюнула окурок в тазик под рукомойником и обернулась.

- Они тебя не получат. Во всяком случае, на этом этапе. Но здесь дилемма: слишком ранняя ампутация - инвалид. Слишком поздняя - мертвец. Это - для ясности. Ты, кажется, парень неглупый.

- Я понял. «Слишком ранняя - инвалид, - повторил он про себя. - Слишком поздняя - мертвец». И все-таки давайте рискнем. - Он посмотрел на рану и сморщился: от нее уже воняло. Он отвел руку за бедро. - Я готов.

- Я тоже, - Милочка чуть наклонилась, чтобы сестре было удобнее схватить резинкой дужки ее очков, резинка подтянула очки к самому лбу Милочки, выпуклые стекла увеличили глаза, сестра закрепила маску, и теперь Милочка - в глухом халате, который высокой стойкой закрывал ей горло, со спрятанными под шапочку лбом, а под маску ртом, действительно напоминала осьминога: очки в темной оправе, за очками темные увеличенные глаза, а под очками крючковатый нос.

- Они тебя не получат! Не должны получить. И потом, жаль вообще такой экземпляр. Таких не часто и увидишь. Рискнем.

Санитар толкнул перед ними дверь, забежав вперед, открыл, успев шепнуть ему: «Ну, господи, благослови!», дверь в операционную, они вошли в нее, операционная сестра подала Милочке и помогла надеть перчатки, приоткрыла, как бы еще раз проверяя, все ли на месте, потемневшую от частого кипячения простыню, под которой блеснули всякие никелированные инструменты.

- Не трусить! - приказала Милочка через маску. - Обувь!

Он сбросил тапки.

- Ясно.

- На стол!

Стол был высокий, жесткий, а клеенка на нем холодная, с левой стороны стола был еще маленький столик.

Он взобрался и лег, положив руку на маленький столик.

- Мне ничего не остается, трусь тут или не трусь.

- Именно, - подтвердила операционная сестра.

Она густо обмазала йодом кожу вокруг раны, захватывая тампоном почти до кисти и до локтя, запеленала руку в простыню так, что открытой осталась лишь часть ее с черными дырами от пули, розовенький санитар, скользнув от двери, пристегнул ему правую руку и лодыжки ремнями в столу, Милочка скомандовала: «Маску!», операционная сестра наложила ему на лицо маску, и Милочка скомандовала: «Эфир!», а ему: «Считать!»

- Я верю вам, - сказал он им всем, чувствуя, как сладко-горький запах заполняет его рот и нос, отчего его тело становится все легче и легче, а в голове начинает звенеть, и начал:

- Раз, два, три четыре, пять… Я верю вам, - повторил он и сразу же услышал, но уже как будто через какую-то дверь, что ли, в общем, через какую-то перегородку резко отданные команды Милочки сестре: «Прибавить!», а ему: «Считать!», горько-сладкий эфир заполнил его всего, он, дойдя до счета «семнадцать», хотел было еще раз сказать им, что он верит, но язык у него онемел, и он только успел подумать: «Лена… Бедный Стас…»

- Зень! Зень! Зень! - звенело у него в голове, звенело тонко, то ли как будто там пела синица, то ли кто-то стучал крохотнейшим серебряным молоточком по серебряной же наковаленке.

Он открыл глаза, в лицо ему ударил желто-соломенный ослепительный свет от окна, перечерченный фиолетовыми линиями рамы. Он тотчас же зажмурился, но тут же, вспомнив, быстро повернул голову налево, сердце его заколотилось, сжалось от страха, но он все равно должен был увидеть. Рано или поздно, но он должен был все увидеть.

Рука лежала на ладонях операционной сестры, приподнятая от столика так, чтобы Милочке было удобно бинтовать. И Милочка это и делала - ловко, в меру туго скатывая бинт вокруг ран, движения Милочки были быстры, но все-таки бинт успевал промокать там, где била кровь, и на бинте все время оставались розовые пятна - одно внизу, другое сверху. Но и с каждым витком бинта они уменьшались, наконец они съежились до пятака, потом до трехкопеечной монетки, потом до копейки, потом до точки, потом их не стало. Милочка сделала еще несколько оборотов и ловко, разрезав бинт, завязала концы на бантик.

- Ух! - сказал он. - Спасибо.

- Ух! - передразнила его Милочка. - Спасибом не отделаешься. - Она отошла к форточке, дернула маску под подбородок, а шапочку столкнула к затылку. Лоб и все ее лицо были в мелких капельках пота. - С тебя вено. Выкуп. Папиросу.