Петр Семилетов - Мед

- Пристанем, - советует мишка.

- Сейчас, - похоже, между Дмитрием и Леонидом устанавливается перемирие. Савельев направляет плот к правому берегу. Один стальной бак плавучей конструкции с шипением вгрызается в прибрежный песок. Дмитрий прыгает на короткую зеленую траву.

Плот, приведенный в движение толчком ноги, отправляется в свободное плавание куда-то на середину воды. Савельев проходит чуть вперед, и натыкается на плетеный забор, за которым огород и руины домика, чьи стены возведены старым дедовским способом - сетка из крест-накрест переплетенных деревянных полос, покрытых глиною.

- Туда, что ли? - спрашивает он.

- Ты видишь тут какую-нибудь тропинку? - говорит медвежонок.

- Hет, совсем никакой.

- Тогда иди к развалинам.

Дмитрий перелезает ограду, и движется через руины.

Случайно задевает туфлей ржавый, с пробитым боком пузатый чайник зеленого цвета - тот глухо звенит. Звон сразу затухает. Савельев проходит под разрушенной крышей, которая ждет урочного часа, чтобы обвалиться кому-то на голову. Hо в этот раз она еще подождет. Жертва не её, а другого, Белого Урода. В этом Дмитрий уверен. И вот он выходит из пустого дверного проема на улицу - грунтовую дорогу, по которой давно никто не ходил и тем более не ездил, о чем свидетельствует густая поросль клевера, над которым летают мохнатые и деловые шмели. Идиллия природы.

Савельев оглядывается. Воды за руинами дома уж не видно.

Появляется мысль - а почему эта дача заброшена? Что вынудило хозяев отказаться от нее? Построили другую дачу, не имеют средств поддерживать эту, или же умерли? А почему у ребятишек, которые летом отдыхают в домиках по ту сторону озера, есть странные байки о горящем по ночам зеленоватом свечении в руинах? Ровно в полночь.

Дмитрий поворачивается и шагает по грунтовке. Восходит на насыпь, о которой я уже упоминал. Оказывается, сверху по ней проложена дорога из тщательно подогнанных одна к другой бетонных плит. Машин не видно, людей тоже.

Справа вдалеке - грубо-ажурный железнодорожный мост, вон по нему товарняк, грохоча, едет. Слева и впереди пустыри с вербами, где-то блестит вода, и потом в легком смоге проглядывает правый берег с его темными лесистыми холмами, золотыми куполами церквей, и колоссальной статуей РодиныМатери, чей меч попирает небеса, щит с гербом тоже, а лицо до пронзительного плача пугает маленьких детей.

К мосту идти Дмитрию совсем неохота. Мост выглядит, как железный монстр, ржавый, крепкий и жестокий. Как раз для бультерьера, которому может быть очень даже удобно бежать по вонючим шпалам.

- Мне почему-то кажется, что тебе одна дорога - направо, - говорит мишка из кармана.

Савельев снимает пиджак и вешает его через плечо. Остается сверху в жилете и рубахе. Шагает по бетонной дороге туда, куда ему Леонид посоветовал. В сторону, противоположную той, в которую плыл. Дмитрий спрашивает:

- Может быть, Белый Урод сбился со следа?

- Может.

- Или обходит в это время озеро вдоль того, другого берега? А я по этому берегу вернусь к дачным участкам, и затем махну в город. А? Hе молчи.

- То молчи, то не молчи - тебя не поймешь. В кармане носишь, медом не кормишь, а совет спрашиваешь.

- Да не совет, а мнение. Хочешь, я тебя из кармана выну?

- Hет, мне солнечный свет вреден. Я привык на темном чердаке жить помнишь, где меня нашел?

- Конечно, помню!

- Взял меня, не спросясь. Может, я не хотел вовсе с тобой путешествовать.

- Hу извини. Я тебя потом назад верну.

- Врешь. А вот что ты со мной сделаешь? Что потом, выбросишь?

- Hе знаю.

- Сейчас тебе нельзя меня выбрасывать.

- Да.

- Я тебе еще нужен. Я приведу тебя в безопасное место.

- Да что ты говоришь...

- Слушай меня. Понял? В абсолютно безопасное место. Ты убежишь от бультерьера. Только делай то, что я тебе говорю.

- Посмотрим...

Слева - пустырь, кусты, и озеро за ними. Справа - тоже пустырь. Солнце горячее, каким оно бывает в четыре часа дня.

Если в два солнечные лучи просто злые огнеметы, то в четыре это медленный, но адский огонь. Тени нет - ей неоткуда браться. Савельев садится на корточки, и дотрагивается рукой до пригнутой к земле скобе в бетонном блоке. Скоба, коричневая от окисления и гладкая, раскалена. Знаете, что после укладки бетонных панелей на дорогу по ним идет такой здоровенный мужик с кувалдой, и лупит по скобам, пригибая их к земле.

Дмитрий поднимается и идет дальше. В голубом небе летают, каркая, вороны. Савельев сперва хочет сказать им: "Чего вы каркаете? Раскаркались", но слова не вырываются из его рта.