Серж Запольский - Скрываясь от гуронов

Сильвия замерла: она не ожидала от матери такой житейской мудрости.

– Пойдём в сад пить чай, – сказала миссис Трелони с улыбкой и добавила, поднимаясь: – А денег на портниху я тебе дам.

Когда дочь ушла, миссис Трелони поспешила к своей подруге миссис Уинлоу, в замужестве миссис Легг.

Виделась она с нею часто, но каждый раз про себя ахала тому, как Сара постарела, и миссис Трелони даже не догадывалась, что Сара думает то же самое про неё. И сегодня, встретившись, подруги исподтишка рассматривали друг друга, и каждая полагала, что другая постарела гораздо сильнее, чем она сама. И в этом отчасти была доля правды – ведь разглядывая себя в зеркале, мы не разговариваем, не смеёмся и не улыбаемся, а значит, не видим и не замечаем своих морщин, таких заметных у других, когда они смеются или разговаривают, не подозревая, что за ними придирчиво наблюдают… «Да-да, постарела», – думали подруги с жалостью друг о друге и улыбались участливо и особенно нежно.

В течение всего визита миссис Трелони несколько раз порывалась начать разговор о неладах в семье дочери. Несколько раз порывалась, но так и не смогла – не знала, как начать. И подруги два часа проговорили о погоде и ещё о чём-то, совсем не важном.

Когда миссис Трелони ушла, миссис Легг в который раз поняла, что ей совершенно не с кем поговорить по душам о судьбе своей дочери Мэри, которая всё ещё не была замужем. Своим собственным браком Сара Легг была довольна. Джеймс Легг был добрый, умный человек и нежный муж, и миссис Легг его очень любила. Вот только она иногда думала, что, если бы муж не был врачом, всё у них складывалось гораздо, гораздо лучше.

Начать с того, что доктор Легг всё время пропадал на службе в своём госпитале с больными. И временами миссис Легг потрясённо твердила себе: «Это как надо любить всех этих людей – глупых стариков, нищих старух, избитых по пьяному делу мастеровых, беспутных модисток, чтобы так возиться с ними со всеми»… Нет, определённо, её муж – святой человек. Просто святой!

А ещё, когда в госпитале умирал больной, доктор Легг закрывался в своём кабинете и пил. И если в городе не было серьёзных и срочных больных, из-за которых он опять бежал в госпиталь, то через какое-то время миссис Легг посылала за Джеймсом Трелони. И тогда в кабинете закрывалось уже два джентльмена. Правда, они вскорости выходили, причём оба пьяные, но тоска у доктора Легга быстро проходила.

Но если бы только госпиталь забирал всё время мужа – доктор ещё никогда не отказывал в помощи морякам, а поскольку жили они возле бристольского порта, то занят он был постоянно. Вот и сегодня его позвали к матросу, который упал с верхушки грот-мачты на палубу.

Только, когда доктор прибежал на пристань, было уже поздно. Из толпы зевак к нему мелкой старческой походкой приблизился старичок Папаша и сказал с сожалением:

– А Джо Илиум отдал богу душу… Не дотерпел до вас, значит.

– Кто? – оторопел доктор Легг, отрывая глаза от воды, которую он оглядывал в поисках шлюпки с «Белого Орла».

– Да канонир ихний… С «Белого Орла», – пояснил Папаша и горестно вздохнул.

– Как ты сказал, его звали? – переспросил доктор.

– Джо, – повторил Папаша. – Джо Илиум… А что, доктор Легг?

– Странное имя, – поспешил объяснить доктор. – Вот я и спросил. А Илиум – это прозвище?

– Да кто же его теперь знает-то, – Папаша горестно покрутил головой. – Кажись прозвище, а может, и имя.

Доктор был так потрясён, что всю обратную дорогу шёл и недоумённо взмахивал правой рукой, разговаривая сам с собою. Дома он поспешил запиской пригласить к себе мистера Трелони и капитана, извещая их о вновь открывшихся обстоятельствах.

Ближе к обеду того же дня старичок Папаша приплыл на ялике к борту «Архистар» и крикнул капитана. Капитан вышел из каюты, перегнулся через борт, увидел Папашу и воскликнул добродушно, хотя на душе у него скребли кошки:

– О, ты жив ещё, старый греховодник, не умер?

Папаша мелко затрясся от смеха, широко раскрывая рот и показывая капитану свой единственный зуб, по-прежнему торчащий во рту. Прошамкал:

– Да когда умирать-то, Дэниэл?.. Зимою – холодно, а летом – обидно, разрази меня в корму…

Капитан засмеялся и, продолжая балагурить, воскликнул:

– Тогда женить тебя надо! Во имя Пресвятой девы!

Папаша опять довольно захихикал и передал капитану письмо. Капитан бросил ему в ялик монетку и распечатал конверт. На листе почтовой бумаги почерком Сильвии было написано: «Ты красивый. Я тебя люблю!»