Олег Велесов: Америкэен-Сити

Шериф не задержался с ответом.

— Нет, Росс, на этот раз никаких разговоров. Я просто убью тебя. Убью — и поеду домой ужинать. Знаешь, что у меня на ужин? Телячьи отбивные. Отправляясь сюда за тобой, я отбил несколько кусков свежей телятинки и бросил их в молоко. Пусть пропитаются. А когда вернусь, то обваляю их в яичном белке, потом в муке и как следует прожарю на раскалённой сковородке. Некоторые любят недожаренное мясо, любят, что б из него текла кровь. Но мне так не нравится. Зачем издеваться над едой? Я всегда предпочитал хорошо прожаренный кусок полусырому, потому что…

И выхватил кольт.

Я ничуть не поддался на его рассказы о телятине. Я сразу понял, что он заговаривает мне зубы и был начеку, но всё равно стрелял он быстро, этот Шульц. Чертовски быстро. Однако кроме быстроты нужна ещё и меткость, а вот тут он не преуспел. Пуля из его кольта легла под подошву моего сапога, взбив лёгкое облачко пыли, а моя пуля ударила точно в край левого кармана его сюртука. Он стоял, с удивлением глядя на опускающееся дуло своего кольта, и силился вновь нажать на курок. Но пальцы ослабли. Они даже не смогли удержать оружие, кольт выскользнул из его ладони и упал в пыль. Он тоже упал. Сначала он опустился на колени, отказываясь верить в происходящее. Попытался встать, не смог, вновь попытался, демонстрируя силу воли… Но смерть сильнее воли человека; шериф повалился на бок, что-то прохрипел, судорожно дёрнулся и затих. Всё, нет больше Шульца.

Вот тебе и телячьи отбивные. Я крутанул револьвер на пальце и ловким движением сунул его в кобуру. Дешёвый трюк, но на многих он производит сильное впечатление. Особенно на людей нервных и трусливых. Зрители нашего поединка не были ни трусливыми, ни нервными. Едва стих грохот выстрелов, они уже обшаривали карманы шерифа и даже успели подраться из-за его новой шляпы. Я не стал их разгонять грозными окриками вроде «пошли вон, шакалы». Шакалы, да, но это их хлеб. Обшарив карманы и поделив добычу, они честь по чести похоронят шерифа и прочтут над ним молитву. Так что Шульцу в какой-то степени повезло. А вот прочтут ли молитву надо мной, когда придёт время…

— Бен, — окликнул меня Стэмкос. — Бен, я не знаю человека, стрелявшего в тебя. Никогда с ним не встречался… Но раньше его звали Дикобраз Гейтс.

Я попытался вспомнить тот день, когда вышел против банды Блекменов. Если память мне не изменяет, день был пасмурный. Бог как будто чувствовал, что должно произойти что-то неладное и наслал на землю мелкий занудливый дождик. Мне нравится шум дождя, нравится, когда пузатые капельки стучат по деревянному настилу крыши, по ступенькам крыльца, по широким полям моей шляпы. Звук лёгкий, расслабляющий, немного шершавый. Под такой звук хорошо мечтать сидя у жаркого камина и наблюдать, как язычки пламени выплясывают перед тобой зажигательный канкан. Но это если сидеть у камина. А если идти по грязной улице навстречу банде негодяев… Если идти по грязной улице навстречу банде негодяев, то дождь мешает. Те же самые пузатые капельки проникают за воротник, холодят тело, заставляют отвлекаться…

Вру, ничего они не заставляют. Я шёл, вода стекала по щекам, попадала за воротник, но ни холода, ни чего-то там ещё я не чувствовал, не до того было. Перед глазами стояли четыре фигуры в длинных плащах — отец и сыновья Блекмены. Гейтс залёг с винтовкой на козырьке салуна и первую пулю я послал ему. Не знаю, куда я попал, но этого оказалось достаточно, что б из игры он выбыл. Я не видел его ни до схватки, ни после. Доктор, осматривавший раненых, сказал, что один выживет, но не сказал, кто. Значит — Гейтс.

Невысокий, худощавый, в возрасте… Скорее всего, Гейтс и в городе-то ни разу не появлялся. Устроил себе схрон в каком-нибудь каньоне, сидит там и ждёт новой возможности. А нанять его мог кто угодно, мало ли у меня недоброжелателей по всей Америке. И месть не подходит. Гейтс не мститель. И не альтруист. Бесплатно он даже в сторону мою не посмотрит. Но если он принял заказ, то у меня только два выхода: или найти и застрелить его, или просить у мистера Джениша дешёвый гроб. На дорогой у меня денег не хватит.

Вернувшись в Америкэн-Сити, я сообщил местным властям в лице Фрэнка Фримена о скоропостижной кончине шерифа Шульца, пообещал никуда не исчезать из города до выяснения всех обстоятельств дела и отправился в гостиницу. Совесть меня не беспокоила, так что я юркнул в кровать и всю ночь проспал как младенец — спокойно и крепко. Мне снились яблоневый сад, Ленни, Сюзанка и стадо тёлок беломордой породы. Всё это хозяйство куда-то брело, даже яблони, один я величаво сидел на вершине горы, обозревая окрестности. Что мог означать этот сон я не понял, но когда ночь прошла и я открыл глаза, то в душе у меня царил покой.