Йорген Бич - За аравийской чадрой

Вместо рева мотора я слышу теперь лишь монотонное поскрипывание колодезного колеса да шаги обитателей оазиса, когда они поднимаются вверх с полными бурдюками воды и снова спускаются вниз к колодцу за водой.

Вверх — вниз… Вверх — вниз…

На ослах или быках воду везут лишь в самые отдаленные уголки оазиса. А в основном жители оазиса носят бурдюки с водой на себе. Если же у кого-нибудь и есть осел, то хозяин идет в одной упряжке со своим четвероногим помощником.

От бурдюка веревка идет к колесу, которое выпилено из целого куска дерева и укреплено над самым колодцем. Чтобы вытащить из колодца бурдюк с водой, вы берете конец веревки, переброшенной через колесо, и медленно отступаете в небольшое углубление, вырытое возле колодца. Это и облегчает и ускоряет работу, к сожалению, бурдюк дырявый, и, прежде чем его удается поднять, из него вытекает слишком много воды. Если воду достают сразу несколько человек, они распускают конец веревки и каждый обматывает один конец вокруг бедра или пояса.

Когда бурдюк поднимают наверх, из него не выливают всю воду до последней капли. На дне бурдюка всегда остается немного воды, чтобы было легче зачерпнуть новую порцию.

Если какому-нибудь семейству удается приобрести вьючное животное, то управляет им мужчина. Женщина может разнообразить свой тяжелый унылый труд лишь плетением всевозможных циновок.

Прежде чем вырыть новый колодец, на соответствующем месте высаживают пальмы. Через несколько лет они вырастут, и в их тени смогут хоть немного отдохнуть и люди, и животные, работающие возле колодца.

В пустынях Саудовской Аравии работа часто сопровождается пением. Люди поют для того, чтобы подбодрить себя и своих товарищей, чтобы ввести верблюдов и ослов в нужный ритм работы. Когда вы поднимаете воду из колодца и потом тащите ее наверх, мелодия насыщена страстью и огнем, а когда вы медленно возвращаетесь к колодцу, она звучит гораздо спокойнее. Во время отдыха слышится мягкая незамысловатая песня, которую поют, непрерывно варьируя одну и ту же мелодию.

Я не слышал ничего прекраснее этих песен; они несутся, перекликаясь, со всех концов оазиса под скрип колодезных колес. Но как только заходит солнце, работа прекращается, и тут же затихает пение. Не плачут больше колодезные колеса, не слышно плеска воды, льющейся из бурдюка в маленький водоем. После захода солнца никто не думает больше об оросительных каналах, никто не открывает и не закрывает их маленьких шлюзов, чтобы вода из колодцев равномерно омывала весь оазис.

…На землю опустился великий покой. В долине тихо, как в церковном склепе. И когда где-то неподалеку вдруг пронзительно и отчаянно завыла собака, я даже вздрогнул от неожиданности. Потом снова мертвая тишина опустилась на оазис, на все это крошечное селение и его жителей, которые весь день трудятся не разгибая спины, чтобы напоить влагой землю.

Передо мной молчаливо сидит старый изможденный водонос. С семи часов утра и до полудня, а потом с двух часов до самого захода солнца, напрягая последние силы, он наполняет все ту же бочку Данаид. И при этом поет:

— Да, у меня много песен, — сказал он мне как-то вечером, — но приходят они ко мне, лишь когда я работаю.

Он почти то же самое, что раб. Никогда не уезжал из оазиса. Не знает, сколько ему лет. Не знает даже Корана. Он знает только, что есть некто, кого называют аллахом, и аллах когда-нибудь сделает его счастливым. Ему не платят заработной платы, но дают небольшую часть урожая, который он и его семья помогают выращивать.

В течение полугода, пока не вырос новый урожай, он берет еду, одежду и немного денег у своего хозяина. На эти деньги он покупает всякую мелочь у купцов, останавливающихся в оазисе. Зато когда урожай собран, хозяин по своему усмотрению сокращает причитающуюся водоносу долю. Водонос и его семья никак не могут свести концы с концами. И наверняка им никогда не удастся уехать отсюда.

У водоноса есть жена, двое сыновей и дочь. Я смотрю на девушку, и мои глаза встречаются с ее глазами.