Н. Старжинский - Хозяин тайги

— Но склад?.. Каким образом вы узнали о складе?

Колючие искорки вспыхнули в глазах землемера. Он с хитрецой посмотрел на Мишу.

— Не сразу. Сначала только предполагал, но «пресная жизнь» открыла мне глаза. О складе мне рассказал мешочек, в котором Настя принесла соль. На нем я обнаружил выцветшее американское клеймо. Это был мешочек из-под порохового заряда для крупнокалиберной артиллерии. Когда я убедился из вчерашнего разговора с Настей, что мешочек принадлежал Лифуси, мне все стало ясно.

— Убедительно, — согласился Миша.

Гжиба сердито постучал по лбу костяшками пальцев.

— Видно, упрямство мне глаза застило… — прогудел он. — Эх, темнота! Кому я помогал!.. Ну что ж… Выходит, ваша тайга… Владейте! Заработали. Завоевали. Спасибо тебе, землемер, за науку!

Вдруг Миша вспомнил о своем открытии, сделанном несколько дней назад, когда разыскивали Настю. Он окликнул Алешу, который дремал, привалившись к стволу сосны.

— Идем, я тебе что-то покажу.

Он подвел товарища к краю болота. Но вместо могучих сосен и лиственниц, нависавших прежде над болотистой ложбиной, Миша увидел почерневшие, обезображенные огнем голые стволы и дымящиеся пни.

— Что ты мне хотел показать? — нетерпеливо спросил Алеша, видя, что практикант осматривает болото с хмурым недоумением, как будто видит его впервые.

— Да понимаешь, какое дело… — растерянно сказал Миша. — Боюсь, сейчас ничего не получится. Условия не те… Но все-таки попробуем.

Он приложил ладони ко рту в виде рупора и крикнул изо всех сил:

— Эге-ге-ге-ге!..

Никакого ответа. Лес молчал.

— Жалко, — оказал Миша. — Здесь было чудесное эхо. И вот оно ушло. Ну-ка, еще раз.

Миша крикнул еще громче:

— Э-эгей!..

Приложив ладонь к уху, он напряженно прислушивался. Может быть, ветерок принесет хотя бы самый слабый отзвук из глубины тайги. Миша так ничего и не дождался. А вот Алеша (у него был более тонкий слух) уловил слабое протяжное стенание.

— Похоже, пес где-то скулит, — сказал Алеша. — Только очень далеко.

…Через полчаса отряд подошел к тому месту, где выла собака. На холмистой поляне, окруженной почерневшими дымящимися дубками, сидела взъерошенная Ласка. Она испускала пронзительные, душераздирающие звуки, задирая морду вверх и мучительно вытягивая шею. Подпаленная, измазанная в саже шерсть собаки стояла дыбом. У ног ее темнела большая яма, почти доверху заполненная цинковыми ящиками, в которых обычно хранят патроны. Часть ямы была замаскирована, закрыта дерном, завалена валежником, но с другой ее половины ветки были сброшены. На ящиках с патронами, славно обнимая их, лежал лицом вниз, разбросав руки, человек в синих стеганых штанах и короткой меховой куртке.

Гжиба повернул его на спину. Зто был Василий Иванович, Ли-Фу, он же американский гражданин Лифуси. Сведенное судорогой лицо, широко открытый рот показывали, что он задохнулся от дыма. Особенно неприятны были сейчас его оскаленные ослепительно-белые искусственные зубы.

— Ишь пес! Так на добре своем и подох… — сказал с ненавистью Гжиба.

Поджигатель сам себя обрек на гибель.

Миша смотрел на него, сурово сжав губы, со смешанным чувством гнева и презрения. Воображение мгновенно восстановило перед ним развернувшиеся события.

Чтобы отвлечь от себя внимание и замести следы, Лифуси поджег тайгу, а сам поспешил к складу. Видимо, хотел взорвать его, а потом бежать за границу. Но он был ранен в ногу, шел медленно, а пожар распространялся в сухой тайге с устрашающей быстротой. Когда Лифуси кое-как доковылял до склада, оказалось, что он попал в ловушку. Огонь окружил поляну. Поджигатель попытался найти спасение от иссушающего жара в яме, где хранились ящики с патронами, но не успел разбросать их, задохнулся в дыму. А собаке удалось прорваться сквозь кольцо огня и найти спасение на озере или на болоте. Когда пожар затих, она вернулась на поляну и отыскала тело своего хозяина.

— Да, — сказал Мешков назидательно, — был Василий Иванович, и нет Василия Ивановича. — Он искоса посмотрел на Настю. Девочка часто дышала и покусывала от волнения кончики пальцев, но глаза ее сияли.

— А ты-то чему радуешься? — удивился Яков. — Он ведь тебе отец!

Настя отвернулась от Лифуси.

— Не отец он, — пояснила она еле слышно. — Отчим. Он бил маму: она не хотела за море ехать… И меня бил. И мама оттого умерла. Я убегала от него и два года жила в другой деревне.

Все правильно. Чего искал, то и нашел, — с мрачным удовлетворением определил Панкрат. — Кроме собаки, и пожалеть теперь его некому. Правильно, одобряю!