Полина Amparo - Жидкий Талмуд – 25 листков клёна

~

Глава Третья – Шёпот Смерти

Сэнсей прошёл об руку с человеком без лица, без тела и без тела. Тень не плелась по полу, следом Сэнсея, – но шла об руку. Сноб писал – когда человек видит подобное, смерть близка, – и шепот смерти поселяется в голове, – и уходить тому некуда – и неоткуда.

Тень стала на колени пред мною – заглянула в рукопись и внесла несколько меток, – впоследствии не отличу почерк свой от почерка Тени. Сэнсей ушёл. Тень улеглась на меня и в голове зазвучало – «Посмотрим» – пока кувшины от саке разбивались один за одним.

Дрожь носилась по телу – до грани, где тело начинает нестись на волнах дрожи. Открывать ли глаза – в шаге от невозвращения – или потупиться в темноте собственного разума, в жесте от бесконечности. Отражение дотрагивается отражённого – пробирается из дальнего угла комнаты, легче тени, и скользит июльским клёном, бабочкой поцелуя, флажолетом из Воздуха , на губы иссушенные в жару прощания с памятными, ночами, днями, объятиями и поцелуями, – столь лживыми, сколь искренними.

Флажолеты собирались в горсть алмазную. Тень заполняла мне поры – но всюду, прояснялось: стены растворяются – и грань, что отделяет меня от не-меня, поддаётся гнёту ластика и уводит в поле бесконечного кружева, снежного и тающего с тобою. Мир рассыпается на облака – и идёт дождь.

Холод исчез об руку с теплом. Осязать себя – осязать Вселенную, всеначальную и бесконечную. Дотрагиваешься щеки – а клён, вьётся во Ветру и приникает к Озеру Небесных Лотосов на окраине Плато Безмятежности.

Ощущение исчезает с ощущающим – рука проходит сквозь щеку, не чувствующую холодка рук обагрённых. Если сие – Смерть, – на-что было жить. Здравствуй, трепет на кончиках пальцев.

Взгляд уводил – от себя к себе – по стене каменной, выше, выше и выше, – к Сэнсею, пившему саке из пиалы, на обрыве мира моего и окраине своего, – «Жду тебя тысячу лет» – звенит в голове – «Появись же» – и разносится по комнате чернилами, Картой Вселенной. Сэнсей предложил отпить из его пиалы – и рассказал, цикл вершится: что человек уже умирал в комнатке моей, на месте моём, – похожий на меня, бесконечно и всеначально. Мы созерцали – задворки сущего расставали с недосказанностью и вверяли очевидства столького, сколькое может смолчать душа человеческая.

Сон пришёл – тяжёлый – о ночи рождения, – и что-то, произошло по-иному. Ветер закрался в кармашки памятного. Сердце забилось.

Глава Четвёртая

Сэнсей плеснул мне спящему саке в лицо и, пообещал – придётся возвращать проведённое во сне. Сэнсей всматривался мне в глаза – но не отыскал и искры что мечется меж податливостью и агрессией, – и разделил умиротворение смеха в унисон Вселенной, – ведь вибрация чистейшая – смех всепринятия.

Сэнсей – «Ищи» – снабдил бумагой и машинкой печатной – «Продолжай искать – или смерть продолжит тем, что следует за косновением» – с участием большим вообразимого, – чтоб мне отыскать упущенное – оброненное в словах, сочащихся Любовью, – но возможно ли, человеку века этого, определить – кого действительно любил. Поиск обхватил за талию и впился в ключицы – но исследование и расследование любимые, бессильны в том: стоит докоснуться каждой – чтоб раскрыть цветок гранитный, абзаца Истории Историй, – отыскать заветное и, в парах того – рассмеяться: «Моя Жизнь»…

~

Это было раньше времени, о котором говорят “давно”: некто вышел из тени мысли и рассказывал то, о чём боялись думать: собрал наблюдения и впечатления в книгу и занялся информационным террором: страницы сыпались с неба, оставались на крышах, в подворотнях, отпечатывались на оборотах календарей, лежали в почтовых ящиках и разрастались по миру – до бесконечности, волей, быть может, божеств информационных – спасших голову тому, – волей божеств, пресытившихся пренебрежением людским. Некто путешествовал с чтениями – и был желанен: подписывал экземпляры фотокопий и всё чаще засматривался на лазурь неба вечернего – напоминавшую тому акварель подпорок мира, павших. Подпорки рухнули – и божества остались безучастны, – ведь каждое, чего коснулось божество, не преминет возможностью очертить светом себя, и отбросить тень на мир – прекрасный без того.

Некто собрал тайную библиотеку – и не известно (ибо IP не покрывал поля те) направленье к той. Некто мог быть мной в годах прежних – ведь нет точного ответа, что провернули божества в крахе подпорок, – Время сворачивается круассаном – если уметь. Некто презрел мироустои обывателей, – и был тем, кем мне хочется стать: проповедником нового века.