Воспользовавшись ранней остановкой казаки со стрелками организовали целую охоту на рыбу. Спустившись вниз по течению и перегородив реку в узком месте волосяными сетями, стали загонять в нее рыбу, швыряя в воду палки, камни и создавая невообразимый шум, двигавшийся медленно в сторону сети. Пойманной рыбы, кеты, с избытком хватило для всего отряда. К вечеру была готова душистая, наваристая уха. Колесов с Захарьиным сидели отдельно, около небольшого костерка, и слушали Степана, которому рыбалка навеяла далекие воспоминания:
–Помню мальчонкой еще был, годов так тринадцати – четырнадцати, и батюшка Ваш, царство ему небесное, покойничек Андрей Яковлевич с Вашим дядюшкой, братцем Вашей матушки, Георгием Михалычем, как-то собрались на ловлю рыбную, на Кубань- реку, и меня с собой взяли . А там, на этой самой Кубань- реке, значит , по-осени бо-о-о-льшие ловли казаки устраивали. Собирались со всей округи по нескольку сот человек, выбирали промеж себя атамана на эти дни, чтоб ,значит, порядок во всем был, да чтоб рассудить смог, если чего доброго спор какой возникнет. Ловили осетра, белугу, ну и сома, хотя особо, надо сказать, он и не ценился. Налавливали впрок, чтоб на зиму хватило, а поэтому и живали на берегу по несколько дней. А с нами, надо сказать ,еще и пес был, Джоном звали. Почему Джоном- не знаю. Джон да и Джон. Кудлатый такой волкодав, кавказских кровей. Вот прибыли мы на Кубань; народу видимо невидимо. Избрали ,как водится, атамана, рассеялись по берегу, шатры поставили и по команде на другой день к ловле притупили. Казаки станичными кошами стояли. Каждый кош в общий котел рыбу ловил, а потом они ее после рыбалки делили. Ловили переметами. А ну, целые тыщи крючков на дне, а осетр брюхом по дну трется, за какой-нибудь крючок да и зацепится. Рыбы, надо сказать, тогда тьма как много было, а особенно сома. Лягушки на берегу только и сидели, в воду лезть боялись. Бывало сгонишь их в воду, а они нет, чтоб на дно, значит нырнуть, так по поверхности эдак быстро-быстро пропрыгают вдоль бережка и через сажень, другую на берег выскакивают. А если какая зазевается, то тут же сомом и будет проглочена. Остановились мы с краю. Ни к какому кошу мы не относились и ловили отдельно. Разбили шатер, лошади тут же невдалеке паслись. Джон, правда, поначалу от многолюдства в неистовство приходил: шерсть дыбом, оскал звериный, лаем заходится. Пришлось его от греха на привязь к телеги посадить. На другой день он пообвык, и батюшка Ваш возьми да и отпусти его на волю. Где уж он день промышлял, чем занимался, неизвестно, а только не видно и не слышно его было. Рыбалка, надо сказать, у нас не клеилась. Толи удача рыбацкая была не на нашей стороне, толи то, что ловили мы сами по себе на несколько переметов, и шансов что-то зацепить было мало. За целый день двух осетров, да трех али четырех сомов взяли. Смотрю батюшка Ваш с дядюшкой чтой то не веселы; вечером ушицы похлебали, по чарке выпили и говорят, что мол, если завтра погода изменится (а оно небо тучами заволакиваться стало) то придется домой с пустыми руками возвращаться. Ночью ветер разгулялся, нет, нет да и дождь по шатру застучит. Утром встали мы, а просвету на небе не видно. Стало быть домой пора собираться и ехать не солоно хлебавши. Стали пожитки укладывать, глядь, а под телегой в траве целая куча осетров. Андрей Яковлевич что-то около десятка насчитал. Да огромные все, один к одному, фунтов эдак по пятьдесят и более. А Джон рядом сидит, весело так на нас поглядывает, морда довольная, обрубком хвоста виляет. Сразу видно – его работа. Батюшка Ваш с дядюшкой так и ахнули, что делать, ума не приложат. Андрей Яковлевич барин справедливый был и строгий, чужого никогда не позволил бы себе взять, и послал меня по казакам узнать, не пропадала ли у кого рыба. Ну я пару кошей обежал и все. Они же по всему берегу на несколько верст разбросаны, всех обежать, дня мало. Вернулся назад, доложил, что не нашел хозяев. А осетра живые, так и бьют хвостами по траве, а мне и в радость, что хозяева не нашлись, больно рыба хорошая. Делать нечего, загрузили мы добычу на подводу да и тронулись домой. Как не спрашивали потом все у Джона, как это ему удалось с такими рыбинами совладать, он только хитро так улыбался и хвостом вилял. С тех пор кликать его стали не Джоном, а Рыбаком.
Захарьин смеялся, а Василий Андреевич вспоминал, улыбаясь, родителей, какими они были, как относились друг к другу, и сквозь пламя костра ему представлялась их жизнь полная трудов, в основном – военных будней, расставаний и встреч, полного тревоги ожидания. Они были воистину созданы друг для друга и создали настоящую семью, ту, которая создается не в один день, венчанием и последующим застольем, а годами и десятилетиями доброго и уважительного отношения. Уважение друг к другу и забота друг о друге – основные черты семейных отношений. Молодая жена, войдя в дом мужа, становится не только женой и матерью нарождающихся детей, но и безраздельным членом этого рода. Она полностью принадлежит ему со всей его историей и традициями и является звеном, связующим его прошлое с будущим. Такой была и его добрая мать, которая из семьи своих родителей взяла лучшее и не навязчиво вплела это лучшее в общую канву отношений внутри новой семьи. За доброту, кротость и тихую заботу отец не чаял в ней души и, будучи человеком суровым и по натуре довольно жестким, относился к супруге своей уважительно и с нежностью. «Вот уж воистину, кроткая рука и слона на веревочке ведет»,-думал Колесов и о такой семье втайне мечтал и сам.
Читать дальше