Виталий Артемьев - Голубоглазый дервиш. Под псевдонимом «Памири»

Я представил себе картинку: я стою на вершине высокой горы с раскинутыми руками-крыльями.

В последующие годы я забрался на Калиманджаро, Корякский и Авачинский вулканы, и все для того, чтобы встать на вершине выше облаков и испытать это состояние выхода за границы пирамиды, исчезновения внутренних пределов, чтобы заглянуть за горизонт, ввести это переживание в личный опыт.

– Теперь, зная это, можешь правильно мечтать, переводя мечту в желание, желание в потребность, а потребность в служение. И сам обнаружишь, насколько короток между ними путь от замысла до реализации.

Тут я увидел, как от кромки воды, не замеченная мной, настолько я увлекся разговором с Андреем, идет Маша, вся в мурашках от долгого купания, распуская на ходу тяжелый ком волос. Все мужчины на пляже, за исключением, может, Андрея, разом повернули головы в её сторону.

Андрей опять вернулся на свое полотенце и, порывшись в холщовой сумке, достал помятый покетбук. Я пригляделся, что же он там такое читает, и увидел, что в руках у него была та же самая книга, что когда —то изменила меня: Ключ к йогической медитации. Привет из далекого прошлого.

– Андрей, а что это за учение? В какой религии оно проповедуется? Суфизм? Бродяга был дервишем? – наконец-то, я сформулировал свой главный вопрос и, может быть, даже получу на него ответ.

– Этому учению много веков, может быть, даже тысячелетий. Оно передается изустно от учителя ученику. Его носителями являются бродячие монахи, не причисляющие себя к какой-то конкретной религии, хотя зачастую мимикрируют под одну из них. Так налджорпы относят себя к ламаизму, ветви буддизма. Дервиши-суфии – к исламу. Монахи-чернецы – к христианству.

Через час он стал собираться и, прощаясь, сказал нам, что это его последний день на море, вечером он уезжает, что ему было приятно познакомиться, потом, улыбнувшись, взглянул мне прямо в глаза, протянул свернутый листок бумаги, щелкнул пальцами, развернулся и пошел вверх по тропе.

Я развернул листок, там его рукой было написано стихотворение Рабиндраната Тагора «Через сто лет». Я храню его как бесценный дар моего Учителя и, несмотря на то, что знаю его наизусть, я время от времени разворачиваю листок и прочитываю стих, заново возвращаясь в дни наших с ним неспешных бесед на берегу галечного пляжа Царской бухты.

Лишь какое-то время спустя мне удалось узнать, что мне повезло лично встретить и получить наставление от великого учителя – шейха тариката, голубоглазого дервиша Памири. Знание приходит в разной форме: учитель всегда рядом с тобой, он ждет, когда ты будешь готов его услышать.

После прощания с Андреем мы с Машей еще около часа пробыли на пляже, пока закатное солнце не ушло за гору.

– Ну что, будем собираться домой, – сказал я, лениво натягивая изрядно вылинявшие йоговские шаровары.

Маша накинула на себя короткий цветастый сарафан, в котором она походила на длинноногую девочку-десятиклассницу, и легко побежала вверх по ущелью, ведущему в поселок. В душе образовалась легкая пустота, причина которой была не на поверхности, и мне хотелось эту пустоту заполнить.

«Пожалуй, надо сходить за шампанским, – сказал я сам себе, – чего-то душа требует такого».

– Пожалуй, надо выпить. Как насчет шампанского? – продолжил я, обращаясь уже к Маше. Та в ответ только сверкнула глазами и, отбивая такт рукой под какую-то песенку, что она мурлыкала себе под нос, устремилась вверх по ущелью, легко перескакивая с камня на камень.

В магазине была небольшая очередь, я остался ждать, а Маша пошла домой. Уже возвращаясь из магазина, проходя мимо автобусной стоянки, я увидел Машу и Андрея, беседовавших друг с другом как давние знакомые. Подошел маленький пыльный автобус, Андрей сел в него и, увидев меня, помахал мне рукой на прощание. Маша тоже ему махала рукой, пока автобус не скрылся из глаз.

– Ты разве была знакома раньше с Андреем? – спросил я, чувствуя легкий укол в груди, но не ревности, а чувства уязвленной гордости: мы с Машей не были парой в общепринятом смысле этого слова, это больше походило на чувство «моё берут».