Ник Лухминский - Большое путешествие доктора Пенна, которое скверно началось и еще хуже закончилось

Его высветленное лицо в черной бороде всегда спокойно, а на руках наросло столько жира, что он не может прижать локти к бокам. Под навесом у единственной мачты стоит жаровня, на которой греют мясо для матросов и варят в морской воде нут для неверных. Когда пища не готовится, над красными углями стоит решетка, и на ней пекутся каштаны и бразильские орехи. Капитан проходя мимо, берет горсть и кормит с рук своих людей, а иногда кидает в прикованных к веслам, и марокканцы хохочут, глядя, как рабы бросаются ловить лакомство. Вот и соломенный тюк с припасами для капитана висит на фалах на высоте вытянутой руки.

Прежде, чем воплотить свой план, Олексе требовалось избавиться от англичанина. Виновником первой неудачи был прежний напарник Житара по веслу – он донес, что гуцул расшатывает кольцо на весле. Пресечение побега поощрялось добавкой к ежедневному пайку, и предатель получил ее, а ночью умер. На теле не было никаких следов, а от работы и голода люди умирают легко, поэтому никто ничего не заподозрил. Между тем, раб мог умереть, если бы кто-нибудь оставшимися пальцами прижал ему артерию за ухом и не отпускал.

Теперь Олекса смекнул, что убивать свидетеля нужно не после того, как новая попытка провалится, а до. Ночью он положил тяжелую голову на весло и притворился спящим. Он ждал, когда угомонятся остальные весельники и задремлет англичанин. Однако тот все не спал. В первый день на кадирге он стер ладони о весло и теперь то зализывал кровавые мозоли, то пытался лечь так, чтобы руки ни к чему не прикасались. Лежать, положив голову на весло, как все прочие, не понравилось. Привалиться к фальшборту – не угодило. Кое-как бедняга свернулся на лавке, поджав под себя ноги, и, кажется, задышал ровнее. Житар потянулся к нему, но замер в недоумении: в прошлый раз придушить мерзавца не составило труда, теперь же словно цепь стала короче. Олекса быстро догадался, в чем загвоздка: прошлый напарник был человек обычного телосложения. Притиснул его к борту, завернул ему голову в колени – и он тут же потерял возможность брыкаться. Англичанин же оказался таким тщедушным, что без труда забился в другой конец лавки слишком далеко от Житара. Короткая цепь не позволяла дотянуться до шеи соседа двумя руками, зато позволяла – одной. Олекса вытянул левую руку так далеко, как сумел, и коротким быстрым движением схватил англичанина сзади за шею , будто птичку поймал. Тот еще во сне задергался, завертел головой. Все происходило в полной тишине. Было слышно, как храпят люди и скрипят тонкие бревна в уключинах. Оттого, что удушаемый вертелся, никак не получалось нащупать и пережать его горло, чтобы предотвратить крик. Секунда промедления – и англичанин заверещит, а бедный Житар за попытку убийства потеряет еще одну часть тела.

Привлеченный неясной возней, к пятой от носа лавке отправился ночной караульный. Он светил перед собой фонарем, и в бледно-красном пятне его света было видно лицо с сонными глазами. Олекса нехотя отнял руку от шеи соседа. Тот с трудом выпрямился, но не закричал. Вдвоем они молча смотрели на караульного. Тот не знал их языков, чтобы спросить, что происходит, а они не знали его языка, чтобы ответить «да ничего особенного». С минуту марокканец сонно моргал, глядя на них, наконец неодобрительно поцокал языком и ушел. Олекса посмотрел на своего соседа. Англичанин был зол и напуган, глядел насупившись, но и на помощь не звал: дескать, нет уж, мы будем вдвоем против них. Гуцул ухмыльнулся. Англичанин неуверенно улыбнулся в ответ, показав два ряда мелких, зазубренных, желтых зубов. Тогда и Олекса улыбнулся во всю ширь – у него-то были красивые длинные белые зубищи, хоть среди них и не осталось ни одного переднего.

На следующий день в море поднялся свежий ветер. Только что поверхность воды была гладкой и почти неощутимой под килем, но вот первая волна приподняла корпус, весла загребли пустоту, галера зарылась носом в пену. Началась качка. В этот день Житар показывал англичанину, как расшатывать кольцо на весле. У них над головами тучи заворачивались улиткой и наливались чернотой изнутри. Марокканец снова взял кнут, чтобы придать судну скорости и уйти от бури. Галера неслась на вихре холодного фронта вдоль Ионического побережья на юг, и глаз циклона пульсировал за кормой.

Капитан вышел под открытое небо и лично отдавал распоряжения. Он повторял помногу раз – не все матросы хорошо понимали его выговор, – мямлил, мычал, его почти не было слышно за грохотом воды, и все же от его тихого голоса бежали мурашки. Ему и обоим его младшим братьям, которых он вез с собой, достались от родителей по полслова из книги судьбы, которые, будучи сложены вместе, вызывали порок развития голосовых связок. Их тихие голоса имели особые обертона. Неслышимые ухом, они порождали странное волнение в душе. Но потомкам капитана и его братьев не суждено было появиться на свет, чтобы научиться применять эту способность.

Читать дальше