И Кучумов - Англичане едут по России. Путевые записки британских путешественников XIX века

Хозяйство [445], в котором мы побывали, называется Учуги [446], и находится оно на одном из небольших протоков [447]. Поперек реки установлен частокол, а чуть ниже по течению на поплавках плавает множество лесок с крючками и наживкой. По сигналу люди бросаются с берега в лодки, на каждой из которых мужчина сидит один, либо с мальчиком, и через минуту они уже снимают с крючков улов. Одну его часть помещают в заводь, откуда рыбу вынимают по мере необходимости, другую относят к деревянному зданию недалеко от реки, где рыб разделывают, вынимают из них молоки, которые, промыв водой и поместив в мешки, превращают в икру, воздушные пузыри пускают на желатин, а остальное бросают в чаны с солью. Соленая рыба – существенная статья дохода, однако зимой лучшие экземпляры выловленных рыб сразу замораживают и отправляют в Москву, Петербург и в другие места. Холодная белуга на завтрак – это, конечно, самый большой деликатес, который мне когда-либо приходилось пробовать. В отличие от красной черноморской и азовской, черная каспийская икра пользуется большим спросом: если цена первых составляет за пуд от 80 коп. до 1 руб. 71 коп., то добываемой на Каспии – от 8 до 11 руб. 86 коп. (примерно 36 английских фунтов стерлингов). В небольшом количестве икру заготавливают также в Прибалтике.

Так как овцу в тот момент раздобыть было негде, мы подарили калмыкам козу. Они сразу же закололи ее, разделали и стали напряженно ждать, когда из нее приготовят еду. При этом они облизывали губы и скалили зубы наподобие диких зверей. В итоге мясо было сварено, разрезано на маленькие кусочки и съедено.

Перед отъездом мы посетили калмыцкую кибитку, т. е. войлочную палатку, – круглое жилище с вертикальными стенами высотой четыре-пять футов, переходящими в конус. Верх их открытый и служит дымоходом и окном, а вся конструкция держится на деревянном каркасе. Когда я вошел внутрь, там была только ее хозяйка, которая слегка опешила моему внезапному приходу, а когда я достал свой альбом и начал ее рисовать, пришла в неописуемый ужас. Она вскочила, заметалась по жилищу, знаками требуя от меня прекратить рисование, а потом так зарыдала, что мне пришлось уйти. Потом, отыскав ее мужа, я показал ему портрет одного из своих друзей, и тогда он успокоил жену. Его поддержали два-три наших гребца, которые явно гордились своей внешностью. Получив несколько копеек, детишки перешли на мою сторону и сообща мы решили, что все, кто поместится в кибитке, будут запечатлены на бумаге. Однако калмычка продолжала дрожать от страха и хотела убежать, но вход в кибитки был перекрыт ее соплеменниками. Тогда она отвернулась от меня и прикрыла лицо овчиной, но в итоге любопытство взяло в ней верх и, стоя ко мне боком, женщина стала искоса бросать на меня робкие и укоризненные взгляды. Остальные же по очереди протискивались в кибитку, думая, что я рисую каждого отдельно, как будто я был не человек, а фотографический аппарат. Дети путались между синими штанами и высокими черными сапогами взрослых. В итоге в моем альбоме появились наспех нарисованный сапог одного, несколько штрихов, обозначавших штаны второго и куртку третьего человека, а набросок головы обобщенно изображал полудюжину натурщиков. За три-четыре часа, проведенных нами у рыбаков, мы все так сдружились, что, по крайней мере, при отъезде испытали тоску, понимая, что вряд ли когда-нибудь сюда вернемся.

В калмыцкой кибитке

Вечером мы сели в лодку, однако теперь ветер был встречный. Некоторое время калмыки отважно налегали на весла, но, в итоге, видимо, устав от столь однообразного занятия, побросали весла и с криками прыгнули в воду, а один из них держал конец буксирного троса. Уже через минуту, сняв сапоги и максимально закатав штанины, их босоногая компания карабкалась вверх по грязному обрыву. На нашем пути встречались перекаты и отмели, для их преодоления длины троса обычно не хватало, и тогда калмыки прямо в одежде резво ныряли в воду. В дюжине верст от дома нас встречал в своем экипаже Сапожникофф, что избавило нашу кампанию преодолевать остаток пути по воде против ветра и течения.

Так как калмыки практически стали для нас друзьями, то сейчас, пожалуй, самое время вкратце поведать об их истории. Подобно тому как арийские народы, видимо, начали двигаться с Гиндукуша [448], так и Алтай с Алатау, вероятно, являются местом происхождения монголов. В свою очередь у них, как и у татарских народов, сложно назвать что-то исторически значимое до того, когда все они были в определенной степени объединены благодаря усилиям и инициативе Чингисхана. Правда, считается, что до него существовали два враждебных друг другу крупных союза монгольских племен, но сведений о них ненамного больше, чем о временах первозданного хаоса. Распад гигантской азиатской империи в XIII в. привел к возрождению прежних междоусобиц, которые дополнились усобицами и дроблениями, характерными для всех варварских племен, когда их численность в силу определенных причин увеличивается. Не вдаваясь в подробности, замечу, что тогда монголы вновь раскололись надвое: восточная их часть, т. е. собственно монголы, покорились китайцам, а западная, дурбэн-ойраты [449], образовала в Центральной Азии четыре самостоятельные народности, из которых нас будут интересовать только элюты, или калмыки. Согласно их преданиям, они издавна обитали в Восточном Тибете и чуть южнее огромной пустыни Гоби вблизи Кукунора, или Голубого озера [450]. В настоящее время элюты проживают на восемь-десять градусов севернее этой долготы и западнее ее.