Владимир Дружинин - Без переводчика

Нам еще предстоит дорога в глубь лесного края. Для этого мы поворачиваем от Клерво к югу.

Селения редки. Здесь настоящие просторы. Шоссе вьется по излучинам рек, потом начинается горный серпантин. Долины рек все глубже врезаются в горы. Мы проезжаем мимо скал, прозванных ныне алтарями дьявола. Здесь, на огромных камнях, приносились когда-то кровавые жертвы.

Камни грубо отесаны, в расположении их чувствуется некий загадочный для нас порядок. Может быть, это были храмы? И здесь возносили свои молитвы друиды — жрецы и предводители кельтов?

Но вот еще развалины храмов или остатки крепостей. Вдоль шоссе тянутся высокие, местами осыпавшиеся трещиноватые стены, иногда встречаются круглые башни с пучками деревьев наверху вместо купола. А вот причудливые карнизы в несколько этажей и огромные ворота в черную пустоту. Среди этих диковинных построек терялись узкие расщелины-переулки.

Похоже, это заколдованный, уснувший город в лесной глуши…

Но нет, строитель здесь — природа. Стены отшлифовала вода. И она же вместе с ветром пробила пещеры, ниши, ущелья.

Среди скал есть «Малахов курган», есть «Шипка». Стрелки у шоссе направляют путника в «Замок филинов» с его причудливыми, прорытыми водой коридорами или в ледовый грот, где в июле таится зима.

Вам покажут грот, где ясно видны круглые выемки в камне: здесь, по мнению историков, вырезали жернова для мельниц римских латифундий. Ведь землями тревиров владели крупные римские землевладельцы.

В другом месте можно различить богиню Диану, высеченную на камне, и полустершуюся латинскую надпись.

У многих стран есть свои Швейцарии. Есть она и у Люксембурга. Чем он хуже других! Люксембургская Швейцария, правда, миниатюрна — возвышенности здесь редко превышают четыреста метров. Но зато как многообразен рисунок долин, скал, каньонов! Сколько красок! Серые песчаники, светлые доломиты, известняки, черные сланцы! А летом еще и зелень лесов, в которых рядом с сосной растет кизил, недалеко от березы — грецкий орех.

Черты природы многих стран как будто сжаты здесь в одной горсти. И напрасно местные туристские фирмы взяли напрокат вывеску Швейцарии. У Люксембурга есть свое лицо, которого ему, право, нечего стыдиться.

В люксембургской Швейцарии бывает много туристов. Летом на зеленом склоне горы среди узловатых дубов они разбивают палатки, разжигают костры. Рыболовы спускаются по замшелым камням к речке ловить форелей. Любители тихого отдыха заполняют уютные, маленькие пансионы на десять — двенадцать комнат. Стоят эти «приюты» и «убежища» поодаль от шоссе, среди зарослей над горным потоком.

Спустился вечер и стал безжалостно набрасывать темные покрывала на деревья, на пансионы, на скальную феерию, словно сторож в музее.

Часа через два лес остался позади и перед нами в небе засиял зеленый крест. Мы вернулись в столицу, проделав по стране круг в сто пятьдесят километров. Но не простых, а уплотненных, чисто люксембургских. Вряд ли еще где-нибудь на земном шаре есть такие километры.

На наш вопрос д’Артаньян — пусть уж останется это имя за портье нашего отеля — откликнулся довольно бурно.

— Ах, господа, как жаль, что вас не было в воскресенье! Да, да! Очень жаль, вы много потеряли. Какой был праздник! Приехало пять епископов! Я не преувеличиваю, господа!

Обо всем, что мы «потеряли» в воскресенье, было подробно изложено на двух полосах «Люксембургер Ворт», самой крупной газеты в стране. Мы прочли, что в соборе при огромном стечении народа состоялось освящение нового алтаря. Газета поместила фотографии пяти жизнерадостных епископов. Глядя на них, я вспомнил сельского кюре, который встретился нам вчера. Он хлопотал у придорожной статуи девы Марии: сметал мусор с подножия, выбрасывал из букетов, возложенных верующими, высохшие цветы.

— Э, я ведь безработный! — сказал он нам. — Некого крестить, ей-богу! Есть у фермера один сын, и больше не хочет. На что, говорит, мне еще? У меня конвейер на скотном дворе. А сына, думаете, я крестил? Ничего подобного, дети нынче в городе появляются на свет, в родильном доме. В городах их и крестят. А разве теперь слушают проповеди, как прежде? Как бы не так! У молодежи кино да танцы на уме.

Жаловался он весело. Наверно, дела у него все-таки идут неплохо. А у епископов и подавно…