Владимир Дружинин - В нашем квадрате тайфун

Машины? Да, их пока мало, соха еще не сдана в музей. Но в деревне организован кооператив, и в этом году впервые на полях работал трактор.

Едем дальше. Берег протоки, гул дизельного поезда, мчащегося на том берегу. Плывут груженые фелюги. Египтяне ловко ведут их, управляя парусом, по самым узким протокам дельты.

Зелень все сочнее, богаче. И воздух как будто не так сух. Откуда соль на губах?

Впереди в вечерней мгле возникают, рассыпаются по равнине огни огромного города, а за ними, еще скрытое от взгляда, дышит, шлет прохладу Средиземное море.

Караван автобусов долго плутает по обширному александрийскому порту, в лабиринте пакгаузов, контор, подъездных путей и мостов. «Михаил Калинин» ждет нас. Мы возвращаемся на борт, как в родной, давно обжитый дом.

Город Александра Македонского — так сообщает путеводитель. Он именует Александрию также «Жемчужиной Средиземноморья» и «Воротами из Африки в Европу». Туристская фирма не скупится на эпитеты. Я вовсе не хочу их отнять. Основание города Александром Македонским — факт исторический, но приезжий разочаруется, если он мечтал увидеть город-музей. Правда, на холме среди руин и сейчас стоит воспетый поэтами Александрийский столп — колонна на постаменте, возведенная по приказу римского наместника. Выглядит она, в соседстве с пятиэтажными домами, совсем невысокой — гораздо ниже своих двадцати шести метров — и очень одинокой. Приезжие опускаются в катакомбы, в подземные убежища, вырытые два тысячелетия назад, осматривают знаменитый греко-римский музей с его изваяниями, коллекциями монет, шедеврами древней мозаики, керамики. И, разумеется, проклинают завоевателей, уничтоживших папирусы и таблички Александрийской библиотеки, славившейся в античном мире.

В хрониках записано, что в городе несколько лет топили печи древними книгами. Какие бесценные сокровища литературы и документы истории погибли тогда!

Войны вообще тяжело отзывались на приморских городах, здесь кровь лилась часто и обильно. Не только древняя Александрия, но и город средневековых халифов не сохранился до наших дней, если не считать отдельных обломков.

В отличие от Каира, Александрия не может похвастаться шедеврами арабской архитектуры, старыми мечетями и медресе. Редко-редко покажется на фасаде дома закрытый балкон в восточном вкусе, словно стенной шкафчик, разузоренный резьбой. Зато на прямых, широких улицах Александрии многое напомнит бывалому путешественнику Италию. Особенно хороши здесь здания прошлого века: ковры плюща, белые пилястры, широкие, с частым переплетом окна, лепные фигуры, а со стороны двора галереи, радушно открытые ветрам.

Построек новейшего стиля, кубов стекла и бетона здесь мало, нет и столичных небоскребов, как в Каире. Говорят, Александрия похожа на Ленинград. Это верно лишь в самом общем смысле — там и здесь в облике еще господствует девятнадцатый век, один из плодотворнейших веков зодчества. Ленинград — северянин, Александрия— южанка. Из наших городов она ближе всего, пожалуй, к Одессе.

Верная себе до мелочей, Александрия не боится прослыть старомодной. Прошлый век дремлет в фаэтонах извозчиков, мерцает на бляшках сбруи. В припортовых кварталах улицами завладели ремесленники: одна во власти столяров, другая пылает медью, третья, отливающая серебром и дешевой позолотой, захвачена ювелирами. В их витринах — полуфунтовые серьги, подвески из пиастров, динаров и лир, которые осчастливили бы нумизмата, не будь они имитацией, усердной и простодушной. Кто покупает такие украшения? Я видел их на старых гравюрах — у гречанки из поэмы Байрона, у восточных красавиц из романов Жорж Санд.

Город мягких тонов, город, в котором хочется читать вслух стихи классиков, — такова Александрия.

Лицом она обращена к морю. Прославленная набережная тянется на двадцать с лишним километров, путеводители восхваляют ее на все лады. Море, подступающее к городу полуовалом, шумит на рифах, гулко ропщет в загородках купален. Ветер треплет полосатые тенты ресторана, занявшего скалистый мыс. К сожалению, здания на набережной новее и скучнее, чем в недрах города, зелени нет. Голая, холодноватая и несколько однообразная, она хороша лишь тем, что удивительно наполнена солнцем.

Нет, по мне лучше старые улочки и закоулки, звон каменных плит под ногами, дворики, смех кудрявых черноглазых ребятишек. На улыбку они отвечают улыбкой, доверчиво берут приезжего за руки и идут с ним. Как говорить с ними. По-арабски? По-гречески? По-турецки? Увы, не умею! Так я шел с ними в загадочном молчании и пришел… на рыбный рынок. Ребята как будто знали, что мне нужно! Под навесами клубились крепкие, настоенные запахи моря, в кадках, в тазах, на лотках глотали воздух рыбы, еще живой осьминог шевелил щупальцами. Оказывается, едят и осьминога. Креветки разных видов, крабы, каракатицы, морские черти, моллюски — урожай «фруктов моря», как образно зовут итальянцы эту диковинную живность, пищу бедноты.