Владимир Дружинин - В нашем квадрате тайфун

Аркадами рынков, улицей-ущельем, где бьется эхо далекой кузницы в порту, где сидят на ступеньках арабы с бородами пророков и жарят на керосинках кебаб, смешивают салат, где, словно расписная шарманка, испускает бравурную музыку радиофицированный ларек с лимонадом, я выхожу на площадь. На ней — здание хлопковой биржи, в котором в течение столетия решались судьбы миллионов крестьян и батраков в Африке и в Азии. Нас ждут автобусы, но хочется побродить еще немного. Зайдем в магазин и посмотрим, что нужно у прилавка с парижскими тканями этому старому арабу в бурнусе кочевника.

Продавец показывает ему отрез шелка с моднейшим «левым» орнаментом — женские головки, ножки, щипцы для завивки и еще бог весть что. Сейчас араб помянет аллаха и отбросит греховный товар. Не допустит, чтобы его дочь надела такое платье!

Нет, допустит. Платит деньги…

Однако пора к автобусу. Мы еще не видели дворцы Фарука, последнего египетского короля, свергнутого народом. Никаких претензий к программе «сайт-сиинг» у меня нет: не побывай я в королевских покоях, неполными были бы впечатления от египетской деревни, виденной вчера, на пути из Каира. Какая тут связь? Самая тесная. Деревянная соха, примитивное ручное колесо над арыком, каток для молотьбы потому-то и не сданы в музей, потому и бытуют до нашего времени, что чудовищно богатела монархия, жадная, дикая, веками тянувшая соки из нищей страны.

К зимнему дворцу Фарука — Рас Эль-Тин подтянута железная дорога. Прямо к подъезду! Его величеству оставалось сделать пешком каких-нибудь два десятка шагов. Лифт поднимал короля на второй этаж. Не дальше, ибо этажей всего два. Библиотеки во дворце не было — в чтении его величество не нуждалось. Зато огромное пространство занимали гардеробы. Королева, покидая страну, увезла 84 набитых битком сундука, лишь частицу своих туалетов.

Залы дворца поражают безвкусицей, даже захудалая арабская закусочная не потерпела бы на своих стенах пошлейшую мазню в виде лебедей, похожих на клецки, пятен ядовитой зелени вместо деревьев и манекенов в кринолинах, с подведенными глазами.

В витрине разложены плети, ошейники. Для собак? Нет. Фарук, последыш выродившейся династии, истязал своих наложниц.

Таким был последний самодержец страны пирамид, страны блестящих зодчих, художников и ваятелей.

На вечер туристская фирма приготовила нам сюрприз, и очень приятный. Мы увидели национальный танец. Под звук бубнов, отбивающих ритм, на эстраду выпорхнула милая, очень юная девушка.

В тот вечер мы порядком устали, нам ужасно хотелось пить, но мороженое, превосходное мороженое, поставленное для нас на столиках, таяло. Мы забыли о нем, залюбовались танцовщицей. Описать ее танец трудно, для этого надо знать не только историю балета, но и анатомию, ибо в пляске участвовали не только руки, ноги, шея, но буквально каждый мускул. Вряд ли еще где-нибудь есть такое виртуозное уменье управлять своим телом, как в Египте, в танце живота.

Да, в танце живота, возникшем в незапамятные времена — быть может, еще при фараонах. В основе его, вероятно, был ритуал в честь богов плодородия, и исполнять этот танец можно по-разному. Артистка, выступавшая перед нами, танцевала с безупречным, подлинно художественным вкусом.

Серо-стальное, прохладное море…

Средиземное? — с недоумением воскликнет читатель. Ведь если верить путешественникам, здесь — морская лазурь в ее чистейшем, самом лучшем виде. Но, во-первых, мы уже входим в ту часть света, где ощутимы времена года, а здесь еще пока весна и к тому же не очень ласковая. А во-вторых, мы движемся с юга. В Каире мне только-только не зяблось, а приземистые финиковые пальмы Египта вызывали у меня такое же сострадание, как карликовые березки в Заполярье.

Входим в пролив Касос, между Критом и маленьким островком Касос. Виден только Касос, первый для нас кусок греческой земли. Или, точнее, греческого известняка, сухого, в трещинах, с подушечками кустарников. Островок бел, зато море кажется голубым.

В этом контрасте и состоит, должно быть, секрет прославленной голубизны греческих вод, штурмующих до-светла выжженные солнцем скалы.

Мы огибаем Киклады, из них только Милос мигает нам в темноте звездочкой-маяком. Ночь скрывает от нас другие острова архипелага. Их названия — словно имена древнегреческих нимф: Наксос, Парос, Иос, Сифнос.

Мы в Европе. Ночь, день и еще ночь пути отделяют Александрию от Пирея. Какое оно маленькое — Средиземное море! Как коротки стали расстояния!