Дмитрий Семакин - Сага о мятеже на «Баунти» и об острове Питкэрн. Том II

Вторым российским кораблем, бросившим якорь у берегов Питкэрна, стал в 1871 году парусно-винтовой корвет «Витязь». На его борту находился 25-летний Николай Николаевич Миклухо-Маклай, совершавший свое первое путешествие в Папуа — Новую Гвинею. Молодой ученый жестоко страдал от морской болезни, и поэтому на остров не высадился. Но почти все офицеры «Витязя» в течение одного дня 20 июня несколькими группами высаживались на берег. Русские моряки мечтали ступить на легендарный остров и своими глазами посмотреть на прибежище мятежников с «Баунти» и их потомков.

«Витязь»

Кроме свидетельств самого Миклухо-Маклая, сохранились воспоминания трех членов экипажа.

Капитан «Витязя» П. Н. Назимов: «… От о. Пасхи взял курс на о. Питкерн, тоже интересный по своему заселению командой, взбунтовавшейся на анг-лийском военном судне „Bounty“. Мы нашли уже третье поколение; черты европейца начинают пропадать под бронзовой кожей от смеси с жителями таитян. Я оставался около острова в дрейфе целые сутки, чтобы дать возможность офицерам и гардемаринам по очереди посетить эту интересную семью острова, со-стоящую из 70 человек…».

Судовой лекарь Ф. К. Кролевецкий: «…Жители острова брюнеты, с физиономией европейцев; цвет лица у них более загорелый, чем оливковый; рост хороший, сложение сухощавое; они потомки англичан, а матери их исключительно таитянки…».

А вот что написал Н. Н. Миклухо-Маклай в статье «Острова Рапа-Нуи, Питкаирн и Мангарева» (слово в слово; синтаксис и орфография автора, разумеется, сохранены):

«О. Питкаирн. 20 июня/2 июля. Нездоровье не позволило мне съехать на берег; я вышел, однако же, на палубу и увидел довольно красивый, покрытый зеленью разных оттенков возвышенный островок [48]. Хотя корвет держался довольно далеко от берега, к нам приехали туземцы на небольших узких пирогах без балансира, которыми они очень ловко управлялись. Приехавшие были одеты в рубашки и панталоны, говорили все по-английски [49]и сказали нам, что, пробывши 3 года на о. Норфольк, в 1859 г. вернулись обратно на Питкаирн, оставив на Норфольке 9 семей* [50], что их на острову 60 человек. Главу своей колонии они избирают каждый год и, кроме того, один из них заступает место пастора, и так как у них есть школа, то все жители грамотны. На вопрос, сколько детей рождается от одной матери, они отвечали, что средним числом 4 ребенка; между детьми преобладают девочки, что особенно заметно в некоторых семьях, где из 4 детей 3 девочки, так что уже теперь женское население острова превышает мужское.

Вернувшиеся с берега офицеры рассказали с воодушевлением о гостеприимстве и радушии жителей, а также о красоте острова. Они заходили во многие дома, которых было 9, по числу семей, и состояли из сараеобразных зданий без потолка и перегородок [51]. В них находились признаки европейской мебели; с одной стороны стояла двуспальная постель, с другой — были устроены нары, где спали дети и прочие члены семейства; у окна, против дверей, стоял стол. Кроме домов, жители Питкаирна построили себе также церковь. Мой вопрос, сохранился ли между жителями Питкаирна английский тип, был не вполне разрешен; некоторые офицеры сказали, что видели у многих жителей светлые и рыжеватые волосы [52], что попадались люди с английским типом, но что другие были смуглы и не подходили к первым; те полдюжины человек, которых я видел на корвете, сохранили мало североевропейский тип, и можно было заметить, судя по этому 3-му и 4-му поколению, что если не будет снова подмеси европейской крови, то полинезийский элемент в скором времени одолеет остатки германского.

Вечером жители привезли разных фруктов — апельсинов, банан, ананасов, кукурузы, батат и т. п., а также свиней, кур и уток; крупный скот они весь уничтожили, потому что остров слишком мал, чтобы давать пищу для больших животных. Взамен они получили разные предметы, как старое белье и платье, трос, посуды, пороху, краски и т. п. так как не хотели брать денег, которые у них не в ходу [53].

В тот же вечер мы снялись с дрейфа и направились к Мангареве, так что я только на другой день рассмотрел губку, которую один из офицеров, г-н В., имел любезность поднять для меня на берегу и привезти на корвет. Она оказалась очень характеристичною формою, которая в большом количестве обитает северные части Тихого океана, на Курильской и Алеутской грядах. Название ее Spuma borealis.».