Мы спросили Юру, правда ли все это. Он помолчал, снял очки, тщательно протер стекла, снова водрузил их на нос и только тогда сказал:
— Правда.
Я подумал, что за эти мгновения он заново пережил весь ужас, который испытал у пасти кратера.
Юрий Усельцев вообще похож на чудака, явившегося как бы из давних времен. Его образ жизни напомнил мне о бродягах-философах прошлого столетия, которые исходили пешком всю Русь в поисках ответа на вопрос — как надо жить человеку. Некоторые здесь посмеиваются над ним, а меня привлекает этот человек. Не всякий поступит так, не у всякого хватит смелости и выдержки. Окончив несколько лет назад среднюю школу, он не попал в армию из-за плохого зрения. Без копейки в кармане парень покинул родной Свердловск — отправился поглядеть на мир. Его манили Дальний Восток, Камчатка. Юра путешествовал, время от времени останавливаясь, чтобы заработать денег на питание и дорогу. Чаще всего ему удавалось устроиться рабочим при столовой или ресторане. Месяц грузил он ящики, таскал мешки с картошкой, капустой, носил уголь, пилил дрова, делал множество самых разных других работ и, разумеется, получал бесплатную еду, а заработанные деньги шли на дальнейшие путешествия. Так он добрался до Камчатки, где устроился инструктором по туризму и пешком исходил немалую часть полуострова, возглавляя туристские группы. Теперь Юра хочет вернуться домой, в родной Свердловск. И опять в кармане ни гроша.
— Ничего, в Ключах заработаю на дорогу до Петропавловска, а там опять, а потом еще… — успокоил он меня.
— Долго же тебе добираться до дому: ведь надо проехать около шести тысяч километров!
— А мне не к спеху. Важно будущим летом попасть домой. Документы в институт подать.
— В какой?
Юра ответил не сразу. Снял очки, прочистил стекла, снова надел и, улыбнувшись, сказал:
— Теперь я знаю, на кого учиться.
Но так и не признался, кем хочет быть. Мы с ним сидели до ночи, сожгли не одну свечу, а разговорам, казалось, конца не будет. Перед сном я предложил ему десятку, которую захватил с собой, — на дорогу. Однако Юрий наотрез отказался.
— Принципиально, — заявил он.
А утром уложил свой рюкзак, стал на лыжи и направился в нижний лагерь.
Собрались в путь и мы с Олегом. Решили облегчить рюкзаки, оставить здесь часть вещей. Я понял, что обойдусь без унтов. Подумав, оставил и бутылку спирта. Олегу было труднее расстаться со своим добром. Все казалось ему нужным позарез. Он долго вздыхал, сопел, в который раз перекладывая свои вещи, наконец решил расстаться с большим и тяжелым трансфокатором, заранее обрекая себя на опасность и риск. Дело в том, что это приспособление позволяет снимать с дальней дистанции, а на экране кажется, что оператор приблизил камеру к самому объекту. И все же Олег оставил трансфокатор, хорошо зная, что предстоит снимать не обычный пейзаж, а извержение вулкана. Когда я напомнил об этом, его глаза снова зажглись фанатическим огнем.
— И прекрасно, — сказал он.
Часть содержимого переложили из его рюкзака в мой, срубили по узловатой ольховой палке и простились с гостеприимной палаткой, натопив перед этим ведро снега и наколов кучу щепок для растолки.
Сделав первый шаг, мы провалились в снег по колено. Правда, снегом это можно было назвать весьма приблизительно, ибо неизвестно, чего там было больше — снега или пепла. Слой пепла лежал на поверхности, и казалось, что перед нами занесенная пылью пашня в истерзанной засухой степи. И странно, непривычно выглядели посреди этого темно-серого поля наши белые следы.
Чем выше мы поднимались, тем дальше отступал горизонт: открылись подернутые дымкой вереницы гор, почти черная долина внизу и множество потухших кратеров вокруг нас. Эти немые копны казались мне подозрительными, будто они не умерли, а только задремали на какое-то время и в любой миг готовы опять проснуться. Глядя на них, я впервые со страхом осознал, что вулканы пробуждаются от сна, никогда не предупреждая заранее, так же внезапно, как человек.
Мы без отдыха поднимались почти три часа, пока не вышли к широкой гряде каких-то скал и камней, беспорядочно громоздившихся друг на друга. Самое неприятное, что и они были покрыты слоем снега и пепла, скрывшим коварные расщелины, в которые мы часто проваливались. Пробираться здесь было мукой. Один раз моя нога застряла, точно в капкане. Я долго не мог ее вытащить и освободился, только сняв сапог, который затем кое-как выдрал из этой западни.
Читать дальше