Александр Ледащёв - Маори по кличке Литой [СИ]

— Джекки, ты не обижайся, но их разговор не для лишних ушей, иначе они бы говорили по-английски. Скажу, что они просто дали Джонни частично сохранить лицо. А теперь повторю. Это два старых вождя, из рода воинов западного берега.

— Ты в каком веке живешь, Моана? Какие вожди? «Монгрелов» тьма в Новой Зеландии, у них связи и в полиции, и на улице, и деньги, и оружие. Что так их напугало? — Джекки старался докопаться до сути. Что-то вызревало в голове, но пока не оформилось.

— Я плохо умею говорить, — огорчился Моана, — раз ты так и не понял. Слово этих двух достойных людей, хранителей традиций и рассказов маори, весит, как я уже сказал, для ребят с западного берега, как самосвал с рельсами. Если бы Джонни уперся, то он имел бы дело не со старыми воинами. Он имел бы дело со всем западным берегом. Да, ты прав. Их много, они вооружены, они знают город и все такое. Но скажи мне, умный мужик из Окленда, только сперва подумай — ты бы хотел, чтобы за тобой и твоими ребятами охотилась пусть даже всего сотня таких вот деревенских увальней, как я? Имея одну цель — убивать? Наплевав на любые последствия? Улица? А ты уверен, что, пройди слух, чем вызвана бойня, вся улица поддержала бы «Монгрелов»? Не думаю. Но даже если и так — подумай. Сто человек, вроде меня, гоняются за вами по всем городам Аотеароа. Убивая везде, где находят. Садясь в тюрьму, погибая, теряя здоровье, но добиваясь своего? Хотел бы?

Джекки помолчал. Он представил себе картину, описанную Моаной. Да. Улица — улицей, но начнись такое, а маори, как понял уже Джекки, настоящие, старые маори (ему стало обидно на миг, что ведь и он маори, но уже — не такой), плевать хотели на законы, что государственные, что уличные, так как живут по своим, так вот, начнись такое — и «Монгрелам» хана. Сотня Моан, которая гоняется за тобой? Застрелиться выйдет быстрее и проще. Без вариантов. Улица поддержит «Монгрел Мобс»? Черта с два. В них сразу вцепятся все, кто хотел бы спихнуть их с трона. А сколько мелочевки из «Монгрелов» сразу же станут самыми законопослушными новозеландцами? Без вариантов. Моана умыл «Монгрел Мобс», не повышая голоса. Не рассчитывая ни на что. Старичков, что подоспели так вовремя, мог прислать лишь сам Господь. Моана верил в себя и в свою правоту. Плевать ему было, что в следующий момент он, скорее всего, успел бы получить минимум три-четыре пули. «Меня нельзя купить, продать, обменять или подарить». Это не было вызовом. Это не было пафосом, не было попыткой разогреть себя напоследок. Это была констатация факта. Джекки в запоздалом ужасе вспомнил, как Моана высунул язык.

— Моана, друг мой, а ты и теперь думаешь убить Джонни? — С опаской спросил он. Это было бы уже перебором.

— Нет, конечно. Он трус. Он сбежал с поля битвы. Умный трус. Да и смысла в этом больше нет, — ответил Моана, попивая чай и поглядывая на Джекки со спокойным удовлетворением хорошо проведшего свой день, человека.

— Но ты показал ему язык. Ты в самом деле его бы съел, если бы убил? Ты вообще, — Джекки уже потерялся в пространстве, спрашивая то, что не спрашивают ни на улице, ни у маори, ни вообще нигде, но Моана, кажется, понимал, что с ним происходит, — вообще… Кого-нибудь уже… Ел?

— Какой только дряни я не ел, — тяжело вздохнул Моана, не отразив на лице ничего и не ответив, по сути, ничего на вопрос Джекки. Тот решил не заострять тему.

Никогда Джекки не думал о жизни столько, как стал с тех пор, когда начал плотно общаться с Моаной. Нет, ни в коем случае нельзя сказать, что Джекки был просто уличным хищником, с чуть более высокоорганизованным интеллектом, что выдвинуло его в главари. Но так, именно не о способах жить и зарабатывать, а о таких ненужных в его жизни вещах, как поиск ее смысла, он задумался через несколько месяцев после начала работы с северным рыбаком. Моана не читал ему нравоучений или лекций, он вообще был не очень разговорчив, он просто — был. Джекки понимал, что, попадись ему такой вот Моана лет тридцать назад — и он никогда не стал бы главой «Стальных крыс», а занимался бы чем-нибудь простым и настоящим. Не сиюминутным.

Моана не был святым, которые одним присутствием своим меняют людей. Человек, который зарабатывал на жизнь в клетке, в святые не очень-то годится. Он совершенно не пил алкоголя, да — но курил, причем такое зелье, что Джекки, сам предпочитавший курить тонкие сигары взатяжку, кашлял с минуту, попросив как-то у Моаны его самокрутку — просто попробовать. Моана никого и никогда не учил жизни, не давал советов, если не просили, а точнее — если не упрашивали. Об этом Джекки подумал с доброй усмешкой, так непривычно выглядевшей на его лице, чаще выглядевшим, как деревянная маска Вельзевула. Уличная шпана, которая мечтала, став постарше, влиться в ту или иную банду, в своих подростковых шалостях отчаянно копировала жизнь взрослых, а потому были на побегушках у «Стальных крыс», охотно служили как информаторами, так и дезинформаторами, узнавали и слушали на улице все, что хоть как-то могло повлиять на жизнь «Крыс», в общем, росла смена. Так вот. Когда в своих подражаниях взрослым они становились в тупик, то старшие их шли с просьбой развести по понятиям к Джекки (если хватало смелости или авторитета), а чаще — к Крышке. Теперь к этим двум прибавился еще и Моана. Джеки знал точно, что Моана, если малолетки просили его разрулить проблему, всегда говорил, что по понятиям их он не живет, но странное дело — зверенышей устраивали и те советы, которые мог дать им сам Моана, на основании своих принципов. На улице стало поменьше крови — среди малолеток. «Этот твой святой молотобоец от нас всю мелочь отобьет» — как-то зло бросил Крышка, но сделал вид, что шутит. Не шутил. Крышка давно уже мечтал свалить Джекки, Джекки это прекрасно знал, контролируя ситуацию.