Теодор Шумовский - Арабы и море. По страницам рукописей и книг

Примеры, приведенные в этой главе, почти всегда неожиданные для неспециалиста и затрагивающие, по существу, все области морской жизни, подтверждают на данных языка выдающуюся роль арабов в истории мировой навигации, а с другой стороны, снова и снова возвращают к мысли о том, насколько эта роль оказалась позабытой на Западе. Значение этого перехода понятий и соответствующих терминов с Востока в Европу не умаляется от того, что в ряде случаев арабский морской словарь, еще с византийской поры, испытал обратное влияние росшей культуры европейского судоходства; ибо за этим переходом, если не сводить его к прихотливой игре звуков в словесных видоизменениях, видятся стойкие фигуры сынов Аравии, доплывавших на своих хрупких судах до рубежей известного тогда мира.

Столетие за столетием показали, на какую давнюю традицию опирается искусство мореплавания у арабов, сколь широким был еще на заре новой эры географический размах арабских «хожений за море», до какой степени высок был технический уровень судовождения на кораблях, ведомых сынами знойных аравийских пустынь. Морская деятельность предстала как закономерное слагаемое арабской культуры, по-новому объясняющее ряд ее давно известных явлений. Важнейшие из литературных памятников этой деятельности, обнаруженные в XX столетии, хотя они и уступают количественно образцам традиционной документации, красноречиво свидетельствуют об односторонности понимания арабов как сухопутной нации, которое веками складывалось в европейской науке не без влияния положения Гегеля и Эдуарда Мейера о западной исключительности. Европе не следует забывать о том, сколь многим она обязана Азии и Африке, стоявшим у колыбели ее культуры; она должна в полной мере учитывать добываемые в россыпях забытых рукописей факты истории и языка, говорящие о крупном арабском вкладе в сокровищницу всемирной навигации.

Эти факты, множась в обиходе науки, получают все более зрелое истолкование и образуют систему новой области арабистики, которой посвящена эта книга. Многое ли нам известно в этой области? Уже много – и еще мало. Много настолько, что составилась целая книга, причем она перечисляет лишь основные вехи, излагает общие положения, не вдаваясь в детали, которые могли бы показаться широкому читателю обременительными; такие специальные работы, как исследование трех лоций Ахмада ибн Маджида по ленинградскому унику, превышают объем этой книги почти в полтора раза, а критическое издание морской энциклопедии этого же автора превосходит ее в пять раз.

Но каждое новое исследование ставит не только частные, а и общие вопросы, ряд которых пока остается без ответа. Все ли произведения Ахмада ибн Маджида до нас дошли? Был ли он одинок в своем блистательном величии непревзойденного знатока южных морей или его завидную славу должны по праву делить с ним другие лица? Сколько их и кто они? А Сулайман ал-Махри, рукописи которого лежат в поле зрения науки неизученными уже третье столетие, – не внесли ли его монументальные прозаические трактагы большую лепту, нежели краткие стихотворные лоции его старшего современника? Какие факты исторической географии Индийского океана запечатлены в недошедшем до нас путеводителе «трех львов моря» – Мухаммада ибн Шазана, Сахла ибн Абана и Лайса ибн Кахлана, имена которых бережно передал нам «четвертый лев» – Ахмад ибн Маджид? Где сочинения плеяды квалифицированных моряков, упоминаемых «Книгой польз», и не оставили ли путевых записок многочисленные информаторы автора «Чудес Индии» Бузурга ибн Шахрияра? Все ли имена и произведения названы?

Вопросов много, и по мере продвижения науки в глубь сохранившейся документации число их будет расти. Но уже сейчас несомненно, что Ахмад ибя Маджид, творчество которого в сегодняшнем понимании представляет высший этап развития арабской навигационной мысли, – это не экзотический самородок, а законное дитя истории своего народа. Его опыт принадлежит не ему одному, но всем предшествующим столетиям арабской морской деятельности, выводы которой он обогатил личной практикой; его славу делит с ним лоцманский род, из которого он происходит, его родина, откуда древние обитатели Аравии еще в эпоху Вавилона «прорубили окно» в Индийский океан.

Ахмад ибн Маджид – лишь наиболее яркая звезда из целого созвездия арабских мореходов, которое угасло с приходом в южные моря турецких и португальских завоевателей. Быть может, мы никогда не узнаем о предшественниках великого лоцмана больше, нежели сказал он о них сам, – важно, что они были и заслужили столь авторитетное упоминание; быть может, фонд науки навсегда ограничится тем сравнительно небольшим рукописным наследием, которым он располагает сейчас – одной «Книги польз» достаточно не только для того, чтобы увековечить имя ее автора в истории, но и для того, чтобы видеть за ней ряд смежных образцов, с большим или меньшим успехом отразивших достижения арабского мореведения.