Роман Устинов - Индия наизнанку

В рамках дружбы.

«Что-то вроде местного СНГ», — решил про себя я.

Ну а совсем иностранцам — бледнолицым европейцам, русским, африканцам или американцам — вход был наиболее дорогим, порядка пяти долларов.

Быстро прокрутив в голове, что ни за шри-ланкийца, ни уж тем более за индуса я не сойду, то я назвался пакистанцем. И даже поприветствовал мужичка на урду.

— Намаскар, — ответил он на непальском, взял плату за вход и пропустил меня на территорию.

С тех пор для всех смотрителей музеев и прочих мест на территории Непала, где мне светила какая-то скидка, я был не просто иностранцем — а пакистанцем. Для правдоподобности — из Карачи. Непальцы по большей части верили и пропускали меня безо всяких документов, делая скидку почти что своему, пакистанцу, гражданину страны содружества.

Первым, кого я заметил после входа, был маленький непалец-лилипут, сидящий на стуле возле ворот, с просто-таки огромной головой, по сравнению с его телом. Если у обычного человека голова занимает примерно 1/8 часть тела, то у этого товарища голова была размером в четверть туловища, не меньше.

Лилипут стрелял у прохожих деньги, вроде как инвалид.

Он наблюдал за процессом моего проникновения на территорию и запомнил, что я пакистанец.

«Эй, пакистанец!» — махнул он рукой и поздоровался. Заново перевирать и открывать карты я не хотел, поэтому пришлось дальше играть в пакистанца. Поскольку поселился я на территории Лумбини на несколько дней, то каждый день, проходя мимо человека с большой головой, мне с небольшим стыдом приходилось вспоминать, что я пакистанец.

«Эй, пакистанец!» — не унимался он и кричал через всю улицу, радостно меня приветствуя, фальшивого пакистанца из Москвы.

Если окажетесь на территории Лумбини, то возле входа вы его обязательно заметите — маленький мужик с огромной лысой головой, как у героя комиксов, как у персонажа мультфильма «Следствие ведут Колобки».

Итак, про Лумбини.

Так называемая «Зона развития» имеет четкий план застройки, так как разрасталась, преимущественно, в двадцатом веке, после того, как непальские археологи, в конце века девятнадцатого, откопали тут первые предметы, связанные с жизнью и деяниями Гаутамы Будды.

Каждая буддийская держава считает за честь построить на территории этой зоны храм, монастырь или хотя бы ступу. Поэтому есть тут и шри-ланкийские монастыри, и монгольские, и индийские, и всякие другие. Паломники, по предварительной договоренности, селятся обычно в «своих» монастырях: монголы — в монгольских, китайцы — в китайских.

По состоянию на начало 2011 года никаких следов деятельности российских буддистов на территории Лумбини я не наблюдал.

Поэтому и определил себе отдельную комнату в каком-то из простецких кирпичных строений, безотносительно к стране происхождения. Стесняющиеся небуддисты предпочитают снимать обычные гостиницы за территорией «Зона развития». Мне же стесняться было нечего, в житии в буддистском монастыре ничего предосудительного я не видел, а тем более, поддержал монахов скромным рублем.

Проживал я с чрезвычайно маленького размера монахами в оранжевых одеяниях, приехавшими сюда из непальской глуши. Уровень комфорта меня особо не интересовал. Монахи — возрастом от 7 лет и старше — рассказывали мне о своих обычаях, распорядках и ограничениях. Например, они совсем не пользовались женщинами, а питание после полудня считалось нежелательным. Поэтому все калории для обеспечения своей не очень активной в физическом плане жизнедеятельности они получали из единственного приема пищи, сразу после утренних молитв. Как и те монахи, у которых я жил в Индии [23] См. главу 5 «Санчи» части «Индия». , они полностью сбривали с себя все волосы.

Иногда меня приглашали на богослужения.

Однако постоянно тусоваться в монастыре желанием я не горел, поэтому большую часть дня тратил на исследование окрестностей — на велосипеде или пешком.

Если про жизнь в индийских мегаполисах уместно употреблять глаголы «кипела», «бурлила», то в Лумбини она ползла настолько медленно, насколько это возможно. Паломники, медитирующие возле дерева Бодхи, увешанного тысячами праздничных буддийских флажков, монахи, зажигающие свечи возле священного места рождения Гаутамы — все это никуда не спешило, не торопилось и, казалось, не имело ни начала, ни конца.