Павел Сафонов - Американский дневник

Договорившись с капитаном, вместе с радистом установил свою радиолу в своей каюте. С трубы спустил специальную антенну. Пошарив по коротким волнам в эфире, наткнулся на какой-то радиотелефонный разговор Москвы с Ташкентом. Какой-то руководящий работник из центра давал установку своему работнику, затем любящая жена настойчиво спрашивала своего мужа в Ашхабаде «Вася, когда же ты приедешь?». Странно слышать родную речь здесь за тысячи километров.

А они спокойно беседуют, не подозревая, что их слышит весь мир. Моя каюта трещит от любопытствующих слушателей.

Вот диктор станции Коминтерна отчетливо сообщает последние новости на нашем живом и родном языке. Мы с жадностью вслушиваемся в каждое слово. Вот слышится звонкая песня счастья — «Широка страна моя родная!»… улыбка озаряет радостные лица всех слушателей.

12 часов… включается Красная площадь, мы отчетливо представляем сверкающие рубиновые звезды, слышим сирены автомобилей… Мы слышим мощный пульс жизни столицы нашей родины. Но вот Кремлевские часы мерно отбивают 12… Торжественная тишина, все затаили дыхание… Радостные и бодрящие звуки Интернационала унесли наши мысли снова туда далеко вперед, в столицу ликующего счастья!

Скорее, скорее домой!…

Сегодня, упражняясь с радиолой, уловил и довольно четко передачу из …Нью-йоркской «Опера Гарден сквер».

Завтра прибываем в Ленинград, идем без опозданий.

Дальше было возвращение в Комсомольск-на-Амуре, работа на заводе, построенном своими руками, новые самолеты, женитьба на красавице Любе, сталинские репрессии и боль за репрессированных друзей, выпуск боевого самолета ИЛ-2, затем легендарного ИЛ-4…

И вдруг война, армия, куда он пошел добровольцем, отказавшись от заводской брони. Я родилась в эвакуации и впервые увидела папу, когда мне уже шел пятый год. Всю войну я разговаривала с его фотокарточкой на этажерке (это фото в начале книги). Он пришел с войны пешком, в пыльных сапогах и запыленной выцветшей гимнастерке, с потускневшими, когда-то ярко-белыми волосами.

Теперь уже я была очевидцем и участником этой жизни, благодарным, наблюдательным, любящим. И я рассказываю, что было дальше…

Начну с тёплого пасмурного дня в послевоенной Москве. Скоро мне будет пять лет. Я сижу дома взаперти. Вдруг распахивается дверь, входит незнакомый человек в военной гимнастерке и неумело поднимает меня на руки. Это пришел с войны мой папа!

С его появлением я узнала новые слова: Комсомольск, Дзёмги, завод… У нас дома стали часто бывать люди, непохожие на других: энергичные, веселые, громкоголосые. В увлечённых разговорах они любовно произносили звонкое словечко «Дзёмги», говорили о таинственных «ЛИдва» и «ИЛчетыре». Все эти люди назывались: комсомольчане.

Начиналось это в 1932 году, когда он в составе одной из первых групп добровольцев высадился на берег Амура, чтобы строить в тайге город и авиационный завод. В мае 1936 года над сборочным цехом завода, возглавляемого Павлом Сафоновым, взлетел первый самолет.

В 1937 году папа был направлен в США для закупки оборудования и стажировки на американских авиационных заводах. Вернувшись в Комсомольск, продолжал работать начальником сборочного цеха завода и одновременно заочно учился в Промышленной авиационной академии.

Война застала его в Москве, когда он сдавал выпускные государственные экзамены в Промакадемии. Последний экзамен — 22 июня 1941 года. У молодого начальника сборочного цеха — заводская бронь. Но он в тревожное для Москвы время уходит добровольцем в московское ополчение. Позже он становится танкистом. Одно из моих ранних детских воспоминаний — его военные письма-треугольники без марок и фотокарточка на этажерке.

После войны — учеба в Высшей дипломатической школе. Вечерами у керосиновой лампы он изучает английский и испанский. Читает вслух, а я сижу рядом и повторяю незнакомые слова: мы играем «в иностранцев».

Назначение вице-консулом в Китай. Снова дорога на Дальний Восток.

Папины рассказы у вагонного окна. Он знает все станции. Проезжал по этой дороге не раз — на строительство Комсомольска, в производственные командировки, на учёбу в Москву.

В Мукдене (теперь Шэньян) отец начинает осваивать китайский язык, изучает международную обстановку па Дальнем Востоке. По воспоминаниям Генерального консула в Мукдене Андрея Мефодиевича Ледовского, он быстро становится хорошим китаистом.