Павел Сафонов - Американский дневник

Случилось так, что в силу служебной необходимости в конце апреля шестьдесят седьмого года я оказался на междунароной выставке ЭКСПО-67 в Монреале по линии Внешторга.

Наш Советский павильон и еще около ста национальных павильонов готовились к открытию грандиозного представления народов Земли под девизом «Человек и его мир». В Монреале ожидался многомиллионный наплыв гостей (забегая вперед, скажу: при населении страны в 21 миллион человек канадцы смогли принять более 22 миллионов посетителей).

За два дня до официального открытия выставки, где Советский павильон рассматривался как своеобразный «центр тяжести» всего ЭКСПО, газеты и телевидение передали трагическую весть: при возвращении из Космоса после первого многодневного полета погиб космонавт Владимир Комаров.

В этот день сотни людей — сотрудников нашего и других павильонов — поднимались на третий этаж в раздел «Космос» и отдавали последнюю дань уважения одному из первооткрывателей космических тайн — русскому и советскому гражданину и Человеку Планеты.

Они останавливались перед большим черно-белым портретом, с которого на них спокойным взглядом смотрел Человек из Советской России для одних — и Человек из истории — для других. Посетила это траурное место и делегация из американского павильона во главе с самим фон Брауном, тем самым, который готовил ракеты для обстрела Лондона, был генералом СС, а теперь идеологом ракетостроения в Штатах. К полудню люди шли вереницей, уже не останавливаясь, лишь на секунду замедляя шаг, чтобы по-человечески сострадать нам, русским.

…Первыми у портрета побывали со скорбной миссией руководители нашего павильона. Чуть позднее пришли представители советских организаций в Канаде: Морфлота, Аэрофлота и Интуриста.

Среди сотрудников Генерального консульства СССР я обратил внимание на высокого со спокойной статью человека, которому было за пятьдесят. Он выделился тем, что, поднимаясь по лестнице, перестал обращать внимание на оживленно беседующего с ним попутчика. Он остановил его эмоциональную речь жестом. С того момента этот человек не сводил взгляда с лица космонавта, а его лицо приобретало все большую задумчивость.

Было такое ощущение, что это необычная личность в иерархии советских сотрудников здесь, в павильоне, и даже в Канаде. Он не ушел со всеми, а отойдя в сторону, одиноко созерцал печальный ритуал у советского Сына Земли. Неожиданно он отвернулся в сторону стендов, но встретив наши взгляды, отошел к перилам. А я успел заметить, что в его глазах, уставших от забот и, видимо, от глубоко проникшей в его душу скорби, застыли слезы…

Позднее, встречая этого человека среди наших людей в павильоне, я узнал, что это был Генеральный консул Павел Федорович Сафонов, один из опытнейших дипломатов. И всегда, кто бы ни говорил о нем, обязательно отмечал с доброй долей уважения, что он был одним из комсомольцев тридцатых годов — первооткрывателей и строителей города-символа на Дальнем Востоке Комсомольска-на-Амуре.

А пока неизвестный мне генконсул все еще стоял в стороне, и поток людей от портрета в черной раме оттесняла горка цветов. Часам к трем «очередь прощания» начиналась уже за пределами нашего павильона.

Глаза всех нас потеплели, когда к портрету Человека Вселенной, как называли в эти дни погибшего газеты, проникла стайка американских бойскаутов. Каждый из них оставил цветок, былинку-травинку и даже полынь с нашей Земли, столь желанной для космонавта и столь опасной для него в момент этой последней встречи.

Тогда, у портрета нашего Героя-космонавта, я не мог предположить, что с личностью Павла Федоровича нашу семью свяжет судьба не на одно десятилетие. А она, судьба, явно была благосклонна к нам, ибо чуть более чем через год, во время приезда в Канаду на длительный срок по делам торгового представительства в Монреале пришлось иметь тесные отношения с ним по служебным, общественным и личным делам.

И теплое дружеское расположение Павла Федоровича, возникшее там, вдали от Отечества, мы — жена Нина и трое ребятишек, один из которых родился в Монреале, чувствовали и после возвращения в Москву. Никто, кроме Павла Федоровича, не смог бы воссоздать в Москве наше «канадское землячество» и прочно взять его в свои руки.

И когда Павла Федоровича не стало, «союз», как-то сам собой, распался. Отдельные встречи проходили, но уже не в таком большом составе.

Весьма примечательным стал тот факт, что уже в Москве Павел Федорович выделил среди десятков бывших сотрудников советской колонии в Монреале нескольких «молодых» (сорокалетних и около того) людей. Причем даже не сотрудников генконсульства, а из других ведомств и даже с «двойным дном». Речь идет о тех, кто работал в Канаде под «крышей» — Морфлота, Аэрофлота, Интуриста, Торгпредства. Чем выделил? Приглашением на свое семидесятилетие, которое он справлял на даче, где многое было сделано его руками.