Геннадий Дмитриев - Я был капитаном Фицроем

— Ну и надымил ты тут, генерал, — сказал Виталий Игнатьевич с порога вместо приветствия, — и так дышать нечем.

— Зато комаров нету, — ответил генерал.

— Послушай, Петр Сергеевич, что там с нашим самолетом?

— Все в порядке, Виталий Игнатьевич, взлетели, набрали эшелон, идут к цели.

— Ты данные грузинских аэродромов им на карту нанес, как я просил?

— Нанес, ну и разрисовали же вы им карту! Некуда было даже навигационные данные вписать.

— Что значит, разрисовали? Нанесли всё что положено по варианту «зет».

— А на хрена эти ядерные удары? Зоны поражения? Да еще и цветами подняли так, хоть на доклад командующему. Это же полетная карта, а тут штурману даже маршрут положить негде, пораскрашивали всё.

— Это как это, пораскрашивали? Какие ядерные удары? На варианте «зет» ничего подобного нет.

— Но у экипажа вариант «зет-1»!

— А ты ничего не путаешь? Я секретчику приказал выдать вариант «зет»!

— Не знаю, что ты там кому приказал, но у них был вариант «зет-1».

— Твою мать! — рявкнул Виталий Игнатьевич и, выбежав из палатки, бросился в отделение секретной части.

Он ворвался в отделение, как ураган и сходу накинулся на прапорщика.

— Ты что выдал экипажу Фирсова? (далее последовали выражения, которые в литературе не принято писать прямым текстом, хотя некоторые современные авторы и позволяют себе это, но не будем уподобляться им, а предоставим читателю самому вообразить, что мог сказать разъяренный адмирал вконец обалдевшему прапорщику).

— Выдал карту с вариантом «зет-1» согласно Вашей служебной записке. Вот, — прапорщик Куруленко протянул адмиралу его записку, — справки о допусках у экипажа проверил.

Адмирал тупо смотрел на свою записку, на которой было приказано выдать экипажу Фирсова карту с вариантом обстановки «зет-1». Смотрел и не верил своим глазам. Виталия Игнатьевича бросило в холодный пот, он вдруг вспомнил, как много лет назад убеждал своего начальника, что тот по забывчивости сам сунул куда-то секретный документ и не может вспомнить куда. Теперь то же самое происходило с ним. Кто-то, то ли штурман, то ли командир, то ли сам прапорщик дописал тире и единичку, и убеждает его, что он сделал это сам. А может, действительно, он сам ошибся и вместо нужного варианта указал тот, что был у него перед глазами на карте адмирала Бенбоу, «зет-1»? Все это казалось ему каким-то дежавю, вдруг он увидел прямо перед собой лицо капитана первого ранга Корнеева, тот смотрел на Виталия Игнатьевича и хитро улыбался.

Адмирал Пацюк тяжело опустился на стул. У него вырвалось слово, которое так же как и многие сказанные им в последние минуты слова, в тексте литературных сочинений писать не принято, означало это слово конец, конец всему — службе, карьере, уверенности в себе, в своей адекватности и так далее, короткое емкое, крепкое словцо.

— Что Вы сказали? — переспросил прапорщик.

— Рапорт, говорю, пиши, рапорт на увольнение! — к этому адмирал добавил определение, которое тоже писать не стоит, чем оскорбил ни в чем не повинного начальника отделения секретной части.

Виталий Игнатьевич выскочил из отделения, тяжело глотая воздух, а прапорщик так и остался стоять, не понимая, в чем же он виноват? Адмирал достал сигарету и закурил, прикурить удалось только с третьей попытки, пламя зажигалки гасло, несмотря на то, что ветра не было. Он сделал глубокую затяжку, пальцы, державшие сигарету, дрожали.

«Вернуть экипаж, забрать карту, но это невозможно, самолет уже в воздухе. Будем надеяться, что с самолетом ничего не случится, и карта после полета вернется в секретную часть, Бенбоу ничего не узнает. Вот, черт! И надо же мне было выпендриться перед этим чертовым американцем!»

Все дело было в том, что этого полета с пуском ракет по мишени натовскими генералами запланировано не было, и если бы не фраза адмирала Пацюка, сказанная в ответ на чисто риторический вопрос натовского адмирала при уточнении деталей плана учений, то старый бомбардировщик «Ту-16» так бы и остался догнивать на дальней стоянке аэродрома под Полтавой.

Когда натовский адмирал Бенбоу и адмирал Пацюк обсуждали замысел учений, Бенбоу, обосновывая необходимость уничтожения русского авианосца, спросил:

— У Вас есть средства для выполнения этой задачи?

При этом оба адмирала прекрасно знали, что у Вооруженных Сил Украины нет никаких средств для того, чтобы потопить авианосец, и если бы Пацюк ответил «нет», то следующей фразой Бенбоу была бы: «Ну, тогда это сделает наша авиация». Разумеется, вся операция с атакой авианосца была бы лишь элементом командно-штабной игры на картах, ни о каких реальных вылетах самолетов с крылатыми ракетами на борту речи не было. Но Виталий Игнатьевич ответил «да», для чего он сказал это, он и сам не мог объяснить. Натовский адмирал был искренне удивлен ответом, но виду не подал. За слова нужно отвечать, и теперь уже адмирал Бенбоу настаивал на реальном вылете и поражении какой-либо мишени, он спросил: «Вы сможете обеспечить эту задачу?». Если бы Пацюк выразил сомнения, то, вероятнее всего, требование реальных действий на этом этапе учений было бы снято, но только после согласования с вышестоящим украинским командованием, которому весьма не понравилась бы вольность Виталия Игнатьевича. Но он ответил, что с поставленной задачей справится.