В Иерусалиме, после осмотра исторических памятных мест, посещения древних кварталов и улицы, огороженной колючей проволокой, за которой в нескольких метрах были видны пограничные будки иорданских легионеров, наш гид смущенно сказал:
— Побывать на могиле Руставели нам не удастся. Монастырь св. Креста сейчас закрыт. Ключ у игумена, а где его искать — неизвестно!
— Вы звонили в представительство советской Академии наук?
— Звонил, но, к сожалению, не дозвонился… Никто не снимает трубки.
Товарищи поручают мне лично взяться за это дело. Подхожу к телефону, набираю нужный номер.
— Слушаю! — приветливо отвечает мне представитель Академии наук Павловский, — наконец-то вы позвонили, дорогие земляки! Я знал, что вы приедете, и с утра ни на минуту не отходил от телефона.
Вот как! Несколько позже жители Иерусалима объяснили нам, что монастырь св. Креста стоит в зоне, имеющей особое стратегическое значение. Поэтому израильские власти стараются провозить туристов мимо, как говорят, «галопом».
Не прошло и десяти минут, как на место нашей стоянки прибыл товарищ Павловский и, к превеликому неудовольствию нашего гида, привез с собой отца Софоклюса, греческого монаха, настоятеля монастыря св. Креста. Оказывается, найти ключ было не так трудно, как уверял Соломон Абрамович!
И вот мы уже на одной из окраин этого древнего города. Издалека видны зеленые купола монастыря на фоне седых Иудейских гор, овеянных легендами о славе народа, населявшего эту землю на заре нашей эры и мужественно боровшегося против римских поработителей. Вдали, на склонах гор, темнеет так называемый «Яар Акдошим» — «Лес мук», насчитывающий шесть миллионов деревьев, по числу жертв, погибших от гитлеровских варваров. Вблизи него — «Яар Адава» — лес имени Советской Армии, освободившей народы от фашистского рабства.
Скрип массивных ворот кажется нам особенно резким в этой волнующей тишине. Мы входим в подворье монастыря, построенного на том месте, где, по древним легендам, росло удивительное дерево, имевшее три ствола: от одного корня разрослись сосна, кипарис и ливанский кедр. Именно из этого дерева был сделан крест, на котором распяли Иисуса Христа!
Отец Софоклюс рассказывает, что с конца двенадцатого столетия по пятнадцатое монастырь св. Креста был грузинским, а с шестнадцатого перешел к греческой православной церкви. По существующей легенде, Шота Руставели, добровольно отказавшись от своего придворного поста в Грузии, постригся в монахи и босой отправился в Иерусалим, в «святые места».
Поселившись в монастыре св. Креста, великий поэт с помощью своих друзей-монахов украсил стены этого храма чудесными фресками, изображающими родные кавказские пейзажи и некоторые сюжеты из грузинской истории.
С искренним трепетом рассматриваем мы эти фрески, когда-то реставрированные и вновь потемневшие и облупившиеся, воссоздавая в своем представлении образы далекого прошлого.
Поэту, после его смерти, были оказаны монахами особые почести: его прах похоронили у подножия правой колонны, одной из тех, что поддерживают свод храма.
В торжественном молчании мы возлагаем цветы на твою могилу, бессмертный Шота, и приносим тебе живой привет от народов великой страны, которая воплощает в жизнь самые смелые и самые благородные надежды своих лучших сынов, в том числе и твою заветную мечту о равенстве, братстве, свободе… Почти восемь столетий назад ты с неповторимой силой заклеймил зло и несправедливость, воспел мужество, верность, любовь. Не думал ты, что через восемь столетий над твоим прахом с грозным воем будут пролетать британские эскадрильи, что потомки твоего героя — славного араба Автандила будут страдать от гнета и бесправия вблизи «святых мест».
…Много дум навеяло посещение монастыря св. Креста. Некоторые из них мне захотелось передать в стихах:
МОГИЛА РУСТАВЕЛИ
Смело бросив гордый вызов
горю,
кривде
и бесправью,
верным совести и правде
оставаясь до конца,
он пришел, изранив ноги,
мудрый путник из Рустави,
и принес горенье сердца
под одежкой чернеца.
В старом Иерусалиме
с неба мрачного, немого
покосился тусклый месяц,
словно сбитый набекрень, —
ночь не знала,
что явился
в монастырь Креста святого
автор «Вепхис ткаосани» [4],
возвещая
яркий день.
Нёс он мир сюда и радость
дальней, трудною дорогой,
к нежной ветке Палестины
устремляя светлый взор, —
и блеснули солнца блики
в этой тьме угрюмо-строгой,
и на фресках засверкало
серебро Кавказских гор…
Плыли годы
и столетья
над могилою поэта,
довелось ему услышать
гром орудий,
посвист пуль.
Он не ждал,
что Автандила
сгубят здесь в арабском гетто
и что птиц направит хищных
в Иорданию
Джон Буль.
О, Шота!
Из тьмы былого
ты на нас глядишь с любовью;
словом страстным, как и прежде,
ты врагов разишь в упор —
ты узнал их, ненавистных,
ты давно
средневековью
убежденно,
беспощадно
смертный вынес приговор.
Читать дальше