Тимофей Гуженко - Океан. Выпуск четвертый

15.00. Пыхтящий паровоз в несколько приемов загнал на «Тойя-мару» двадцать шесть вагонов; товарные, как более тяжелые, были размещены на внутренних колеях, пассажирские — возле бортов. Палубная команда быстро и сноровисто раскрепила их на штатных местах. И через час боцман доложил старшему помощнику о завершении погрузки.

Только после этого была отдана команда начать посадку пассажиров, терпеливо ожидавших в помещениях порта. Впрочем, часть из них уже находилась на борту «Тойя-мару», так как они прибыли в Аомори еще утром.

Это были мужчины и женщины, многие с детьми, в основном жители Хакодате и близлежащих поселков и деревень. Ошибались те, кто подумал, что поднимавшиеся на борт парома японки выглядели точно яркие бабочки. Жены крестьян и городских тружеников были одеты в хлопчатобумажные кимоно темных расцветок. Не было у них ни высоких причесок, ни замысловато завязанных пышных поясов «оби». Их головы покрывали скромные платки, многие были в брюках. Так же скромно выглядели и мужчины. Ярко одеты были только дети, которые окружены в Японии большой любовью и заботой со стороны родителей, как бы бедны они ни были. Истомившиеся ожиданием люди поднимались, однако, по трапам без спешки, уступая дорогу женщинам с детьми и пожилым. Многие дети уютно устроились на спинах матерей. Взрослые несли в руках «фуросики» — платки, заменяющие японцам сумки и портфели, в которых был скромный запас провизии — ведь через несколько часов они будут дома и можно обойтись без буфета.

Пассажиры, прибывшие поездом, расходились по своим салонам. Среди них была двадцатилетняя Юсико Отта, стройная красивая девушка, сотрудница токийской туристской фирмы, ехавшая в Хакодате, чтобы несколько дней побыть у своих родителей.

Старший помощник Хасимото Иомури скоро доложил капитану, что всего на борту находится 2112 человек и двадцать шесть вагонов. Можно было отходить.

Исиро Такасаки снова связался с Хакодате. Около 18 часов метеоцентр, а затем и управление паромной переправы сообщили, что ветер совершенно стих, тучи быстро расходятся и они видят закат солнца.

Скоро тучи стали исчезать, и здесь, в Аомори, по чистому небу пышно разбросались яркие краски заката. Метеоцентр Хакодате вновь подтвердил, что ветер стих, но что штормовое предупреждение еще остается в силе. Однако капитан Кейко Хомма просто не мог больше ждать. В 18.30 с мостика последовали команды отдать швартовы. Хрипло заревел гудок, мешая белый султан пара с густым черным дымом, валившим из труб. Толпа, заполнявшая прогулочную и кормовую палубы, вздохнула с облегчением: «Тойя-мару» должен был отойти в 11 утра, все уже были бы дома, а тут предстояло еще несколько часов болтаться на волнах.

Провожая глазами тянущийся по правому борту гористый берег, капитан Хомма также облегченно вздохнул — как-никак он вышел в рейс. Увы, ни он, ни его офицеры и матросы, ни две тысячи сто двенадцать человек, вверивших ему свои жизни, не знали, что они идут навстречу гибели и большинству из них уже не суждено увидеть ни берегов Хонсю, ни Хоккайдо.

Пока «Тойя-мару» шел под защитой далеко выступающей в Сангарский пролив северо-восточной оконечности острова Хонсю, погода не менялась. Быстро отгорел и погас закат. Расшвыривая тупым носом идущую навстречу крутую зыбь, судно быстро шло к выходу из залива.

Капитан, старший помощник и два других офицера находились в рубке. Всех их беспокоило странное поведение барометра: несмотря на быстрое улучшение погоды, он и не думал подниматься, точно не имел с нею никакой связи.

— Свяжитесь с Хакодате! — распорядился капитан. — Запросите у них сводку.

Между тем ветер стал усиливаться. Он то задувал порывами, то прекращался, чтобы возникнуть вновь, заходя с разных румбов. Постепенно правильная зыбь стала хаотичной, высота волн возросла. Вновь небо затянули тучи, они темнели, набухали, стремительно проносясь по горизонту. Клочья пены срывались с бестолково мечущихся волн.

Офицеры молча переглянулись. Они начали понимать, что дело обстоит намного хуже, чем можно было предполагать. Теперь, когда залив оставался за кормой, впереди расстилалась вспененная поверхность Сангарского пролива. Он был страшен… Черные валы потрясали косматыми лохмами пены… Тучи, казалось, цеплялись за эти седые гривы, и — о ужас! — в этом клубящемся хаосе высоко-высоко проглянул тускло-багровый кусок чистого неба. Точно оттуда, сверху, смотрело чье-то воспаленное око… Сердца бывалых моряков сжались. Каждый прекрасно понимал, что это значит.